2120. Ловушка для AI

Еще один хитрец — не помню его имени-прозвища — передвигался по потолку, вися на пластиковых ручках двух вантузов. Но не дошел… В какой-то момент ручка отделилась от резиновой присоски, и хитрец ухнул в толпу, канув в ней бесследно… Ан-нет, вынырнул, барахтается!

Нескольким больным удалось пробиться к заблокированной электроникой выходной двери, и те, подвывая от ужаса, скреблись в нее. Я протолкался вперед них и требовательно зыркнул в объектив ближайшей камеры:

— Эй, ты, чучело! Открывай!

Система безопасности явно пребывала в полушоковом состоянии, пытаясь осмыслить своими крохотными мозгами происходящее. На ее памяти ничего подобного никогда не случалось, и она никак не могла решиться ни на одно из действий. Я воочию видел ее колебания: на двери пощелкивал электромагнитный замок. То отпустит, то опять прихватит, и так без конца. И будь на ее месте человек, мы бы так и застряли здесь, но на то он и искусственный разум, чтобы принимать весьма логичные и единственно правильные решения. Последней каплей, перевесившей чашу сомнений автомата, стало появление из-за угла вопящего обезъяногонщика, объятого пламенем, двух отчаянно кашляющих санитаров с полотенцами в руках, хлестающими воздух, потому как пена в огнетушителях давно закончилась, а Гонщик все еще полыхал, и грозной фигуры Ниночки со взлохмаченной шевелюрой и огнем в глазах. Нервы системы безопасности не выдержали. Да и у кого они выдержали бы в такой обстановке?

Магнитный замок щелкнул, взвыла тревожная сирена, полыхнули надписи и стрелки, указывающие на выход, и двери распахнулись. Ревущая толпа, сметая все на своем пути, вынеслась в больничный двор, и я едва успел отскочить в сторону, к буйно разросшейся живой изгороди, как людская река, бурля и перекатываясь, заполонила весь двор.

Мой квадрокоптер был уже рядом и призывно дергал меня своей клешней за рубаху, призывая к бегству, пока персонал не пришел в себя. Да, он был прав: медлить было нельзя. Как говаривали еще римляне: «Промедление смерти подобно». И это вовсе не метафора, и потому я, припав к земле и стараясь не высовываться из-за кустарника, по-пластунски устремился за угол больницы. Мой путь отмечал назойливый квадрокоптер, рея надо мной и не закрывая рта, вернее, не глуша динамик. Я прикрикнул на него, чтобы он заткнулся и не мельтешил, потому как он лучше всякой метки, что ставят на электронных картах, указывал мое местоположение.

Квадрокоптер ретировался за угол и принялся наблюдать за мной оттуда, нетерпеливо поводя объективом. Когда мне удалось завернуть за угол здания, санитары и Ниночка уже взяли гудящую, колышущуюся толпу больных в широкое кольцо и отжимали к скамейкам. Больные толклись, словно загнанное стадо овец, но круг прорвать не решались. Да и зачем, собственно, если опасность изжариться миновала. Гонщика затушили, опрокинув на землю и засыпав его песком, и он лежал на травке в расслабленной позе с миной глубокого облегчения на физиономии, являя собой пример истинного блаженства.

Я поднялся с земли, отряхнулся как мог, одернул рубаху и огляделся кругом. Здесь, в больничном саду корпус психиатрического отделения смыкался с высоким бетонным забором. Старые яблони щедро роняли пожелтевшую листву, ветки их сгибались под тяжестью крупных желтых яблок. И — все… Бежать некуда. И негде прятаться. Разве что зарыться в одну из сгребенных граблями куч прелой опавшей листвы. Или подойти к яблоне и хорошенько потрясти ее, чтобы яблоками по уши завалило. А потом лежать и думать о смысле жизни, в надежде, что про тебя забудут.

— Чего делать будем? — спросил я у квадрокоптера, засунув руки в карманы широких выцветших больничных штанов.

— Бежать, конечно! Чего спрашиваете? — тот от нетерпения крутанулся вокруг вертикальной оси.

— Куда?

— Туда, — квадрокоптер указал манипулятором за забор.

— Это ты у нас четырехмоторный Карлсон, — разозлился я, но скорее на себя, чем на бестолковый аппарат: и дернул же меня черт связаться с этой проклятой машиной!

— Кто?

— Карлсон. У него штаны с моторчиком были, и питался он вареньем.

— Шутите?

— Да какие уж тут шутки, — серьезно ответил я, приблизившись к трехметровой стене. Задрав голову, я вытащил руку из кармана и похлопал ладонью по прохладному шершавому бетону.

— А их можно достать? — приблизился ко мне квадрокоптер.

— Кого? — спросил я, соображая, как бы взобраться на вершину кажущейся неприступной стены.

— Эти штанишки. А то я знаю, где имеются запасы варенья.

Я отвлекся от созерцания стены и уставился в преданно взирающий на меня объектив. В его линзах искрились радужные огоньки.

— Балбес ты. И где тебя только собирали.

— В Кривом Роге! — гордо отозвался квадрокоптер.

— Оно и видно, — вздохнул я и перевел взгляд на росшую рядом с забором высокую яблоню. Ее толстые сучья, казавшиеся не особенно надежными, вздымались на приличную высоту, касаясь голыми ветками среза забора.

— Попрошу без грязных инсинуаций, господин Васильев!

— Да какие уж тут… инсинуации, — огрызнулся я в ответ и полез на яблоню. — Город как город, не хуже других.