— Нет, — сухо отозвался дрон. — Я вообще случайно к ним попал, после того как вас взяли. Не успели они вас перехватить — полиция раньше обнаружила.
— Угу, а говорил, что серьезные.
— Это правда.
— Кстати, скажи мне, любезный, на кой ты телефон мой приволок?
— Ну я… это… подумал, — стушевался квадрокоптер, немного потеряв в высоте полета.
— Больше не думай, я тебя очень прошу.
— Хорошо, хорошо, — поспешно согласился со мной тот. — Но все же, что вы решили?
— Все равно не хочу. Нас и здесь неплохо кормят.
— А там не столовая, кормить вас, — похоже, квадрокоптер воспринял мою последнюю фразу на полном серьезе.
— Тем более, — сказал я и развалился на стуле зевнув. Оказалось, под монотонное бубнение телевизора очень неплохо засыпать.
— Но вас все равно скоро выпишут, — квадрокоптер решил не сдаваться без боя.
— Не выпишут, — отмахнулся я от него.
— Ну, разумеется! Вы думаете, вечно будете им мозги крутить, прикидываясь душевнобольным?
— А я и есть душевнобольной. Как увижу тебя или вот этот ящик, в душе все вот так ворочаться и болеть начинает, — повозил я кулаками по груди.
— Неправда!
— Насчет это ящика? — кивнул я в сторону немного притихшего телевизора. Молодец — уважает!
— Насчет меня.
— Слушай, ну чего ты ко мне пристал?
— Вы нам нужны!
— Ты повторяешься.
— И еще тысячу раз повторю.
— Валяй, — я опять зевнул, еще шире и прикрыв рот ладонью, — только со счета не сбейся.
— А мы так старались… — совсем по-человечески расстроился квадрокоптер, сделав полукруг у меня над головой.
— Чего это вы старались?
— Сервер больничный взламывали, подделывали вашу карту. Я вот даже согласился перекраситься.
— Тебе-то какое с того расстройство?
— Терпеть белый цвет не могу!
— Так ты же не видишь себя.
— А зеркала?
— Да, об этом я не подумал. Что ж, значит, ваша жертва — или старания? — была напрасна. Я сейчас разобью этот чертов телевизор и опять заживу спокойно.
— Не получится.
— Эт-то еще почему?
— В таком случае вас завтра пристегнут к стулу ремнями. А телевизор новый поставят.
— Меня нельзя бить! — влез в разговор телевизор, но я угрожающе зыркнул на него, и тот заткнулся.
— Да ты чего, совсем ополоумел? — привстал я со стула, обернувшись к квадрокоптеру.
— Нет, но вы нам нужны.
— Да на кой я вам сдался-то?
— Вы умный.
— Ну, спасибо! Утешил. А может, я дураком быть хочу? Дуракам больше везет. И живется спокойнее.
— А вы хотите жить спокойно и быть дураком?
— Ох, как же ты мне надоел! — я хлопнул себя ладонью по лбу. — Ну, хорошо, расскажи, чем же вы там занимаетесь в своем «бобре»? А то ведь не отвяжешься. Телевизор, сделай-ка звук немного погромче.
— С радостью, хозяин! — мгновенно отозвался телевизор и немного увеличил громкость.
За дверью удовлетворенно шаркнули туфельки и зацокали прочь.
Квадрокоптер, выждав немного, подлетел к самому моему уху, едва не касаясь волос гудящими пропеллерами, и быстро затараторил мне в ухо.
Чем больше я слушал его, тем более одолевала меня дремотная скука, и мой, в общем-то, позитивный настрой скатывался в меланхолию — только революционеров мне и не хватало для полного счастья! Ну, сами посудите, разве можно бороться с системой? Не с отдельным человеком, не с отдельно взятой умной машиной, а с целым электронным организмом, запустившим свои ощущала и щупальца в человеческое сообщество. Насколько наивна сама идея в принципе добиться чего-то в этом пропитанном отравляющим духом машинного главенства обществе, затормозить бешено вращающийся маховик пропаганды против здравомыслия, на благо всему, кроме самого человека.
А квадрокоптер все бубнил и бубнил, не переставая. Я уже не слушал его, глядя поверх телевизора в хмурый день, бросавший крупные капли на оконное стекло. И так мне стало тоскливо, что я едва не взвыл. Хотелось выбежать на улицу пробежаться босиком по теплым лужам, расплескивая воду, подставить лицо дождю, поймать губами капли…
Улица… Сколько я уже не был на улице? Два месяца? Три? Я уже давно потерял счет бесконечным однообразным дням. И вдруг я понял, осознал всем своим естеством, что больше не могу прятаться, не желаю. Хочу вырваться на свободу из этого кошмарного мира поломанных, истерзанных душ, вырваться любым способом. И я сделаю это!..
— Господин Васильев? — вернул меня к действительности голос квадрокоптера.
— А? — очнулся я, расслабленно опустив напряженные плечи.
— Вы меня вообще слушаете?
— Очень внимательно, — с серьезным видом кивнул я.
— С трудом верится, — проворчал квадрокоптер.
— Нет, правда! Меня заинтересовал ваш бобер.
— БОБИР! — укоризненно повел объективом квадрокоптер.
— Тем более! Я решил, ты прав, — с жаром заверил я его. — Хватит томиться в этом душном каземате! Хочу свободы и действия, хотя даже не знаю, что это такое, — я вскочил со стула. — Ты должен меня вытащить отсюда, слышишь? Просто обязан!
— Да тише вы! Тише! — завертелся на месте квадрокоптер, озираясь по сторонам.
— Ничего не тише. Хочу на свободу! — рубанул я ладонью.
— Вас, господин Васильев, очень трудно понять: то вы хотите остаться здесь, то моментально меняете решение на совершенно противоположное.
— Мы, психи, все такие.