22 июня. Черный день календаря.

Последовала реорганизация с переводом под Любомль, личный состав полка сформировали из призывников осени 1939 г., среди которых было много студентов, снятых с первого курса, и лиц, имевших ранее отсрочки от призыва. Народ грамот­ный, большинство со средним образованием...

Около четырех часов утра 22 июня залпы тяже­лых немецких орудий обрушились на расположение полка. Мы посчитали этот налет провокацией на уча­стке нашей дивизии.

Первый удар немцев пришелся на казармы. Ру­шились балки, проламывались крыши, оседали сте­ны, в грохоте разрывов поднималась пыль, несущая с собой смертельные осколки. Фонтаны разрывов достигали конюшен и артпарка, где стояли орудия и зарядные ящики. Налетом на штабные палатки в первые же минуты был ранен командир дивизиона, безжизненно висела раздробленная рука.

Командование на себя взял начальник штаба дивизиона лейтенант Волчанский. Всеобщая сума­тоха сменилась осмысленными действиями. Каж­дый стремился занять свое место по боевому рас­писанию. С трудом вывели из конюшен шарахаю­щихся и неслушающихся лошадей. Коренной ездовый нашего орудия Сизов бесстрашно вывел свое­го Инквизитора и направил к стоянке передков. За ним по-стадному побежали другие кони. Накрывав­шими разрывами ранило несколько лошадей, но они продолжали свой бег. Привычными движения­ми, сдерживая коней, ездовые быстро составили упряжки, а мы, орудийные расчеты, выкатили из артпарка орудия навстречу упряжкам. Оставляя расстреливаемую снарядами высоту, батарея гало­пом устремилась в район запасных позиций.

Немцы не знали о их существовании. Мы посте­пенно собрались, подсчитали потери, оказавшие­ся в общем небольшими: несколько легко раненных бойцов и потеря двух лошадей. Помкомвзвода Кошелев поехал навстречу командиру батареи Лыся­ку, оставшемуся в полевом штабе ожидать приказаний. Через некоторое время примчалась забытая всеми полевая кухня. В котле аппетитно пахла го­рячая вермишель, и бойцы впервые за время служ­бы наелись до отвала.

В небе появилась «рама». Упряжки замаскиро­вались под навесом ближайших сараев. Движение в расположении позиций прекратилось. Кажется, мы обманули «раму», так как обстрела позиции не последовало, или ее интересовала более важная цель.

Немцы продолжали обстреливать высоту, пере­нося огонь на расположенные рядом с нашими ка­зармы пехотного полка, который, вероятно, мы дол­жны были поддерживать в бою. Полк был сформи­рован из призывников весеннего призыва 1941 г., прослуживших в армии не более двух месяцев. Нам было жаль этих совершенно неподготовленных мальчиков, брошенных в пекло приграничных боев, и мы опять поражались недальновидности или зло­му умыслу начальников из штаба округа.

Солнце уже высоко поднялось над горизонтом. Начинался жаркий день в прямом и переносном смысле.

Поступил приказ: батарее занять огневые пози­ции к западу от Любомля, за железной дорогой. Ба­тарея рысью преодолела около двух километров по полевым дорогам и выскочила на назначенное ме­сто. Круто развернувшись на огневой позиции, уп­ряжки оставили орудия и отъехали в укрытие, кото­рым служила ближайшая роща.

Закипела земляная работа. Лопата — это такой же боевой инструмент, как и винтовка. Я снял при-

Раненых бойцов грузят на телегу для транспортировки в тыл.

тороченную к станине лопату и быстро выкопал уз­кий ровик рядом с левым колесом пушки, моим местом наводчика. Земля оказалась податливой.

За войну мы перекопали тонны земли. Солдат­ское правило: как только упал на землю при пере­бежке, сразу же копай, чтобы скрыть голову, зад не жалко, затем копай глубже и глубже, вот ты уже спрятан весь, готовься к стрельбе. Недаром гово­рят, что сколько живет прошедший войну солдат, столько живет в нем старый окоп.

Окопали брустверы орудий, выровняли и углу­били аппарель. Под сошники подложили для упора большие горбыли, прихваченные у сараев по доро­ге. Бойцы боепитания на повозках подвозили снаряды и складывали их позади орудий как огневой запас.

Связисты потянули связь на наблюдательный пункт (НП) по придорожной канаве. Идущая рысью повозка раскручивала катушку с проводом. От НП до батареи около восьми километров. Стрелять придется на предельной дистанции.

На всю эту работу ушло около двух спокойных, без обстрела, часов. Батарея готова к бою.

(Наш дивизион в целом, несмотря на тормозя­щую роль вышестоящих штабов, был готов к отра­жению атаки. Рассказывали потом, что были случаи, когда от огневых налетов немцев уже лежали уби­тые и раненые, а командир по телефону спрашивал штаб — открывать ему огонь или не открывать. Та­кой был страх провокации и боязнь принимать соб­ственное решение.)

Перед концом работы послышался гул самоле­тов, летевших с востока. Шли два звена штурмови­ков. На батарее восторг— наши летят. Самолеты шли бреющим полетом, и каково же было наше удивление, когда мы увидели на их крыльях герман­ские черные кресты. «Мессершмитты» возвраща­лись на аэродром.