22 июня. Черный день календаря.

Тем временем посланные за овсом на фураж­ный склад ездовые из хозвзвода вернулись ни с чем и сказали, что часовой их не подпустил и тре­бовал разводящего. Тут Кошелев вспомнил, что, будучи начальником караула в ночь на 22-е, не снял с поста рядового Госса, стоявшего часовым у фу­ражного склада. Кошелев забеспокоился. На по­сту немец, хотя и наш, может переметнуться или попасть в плен к проникшим немецким разведчи­кам. Приехав к складу, Кошелев увидел, что бес­покоился зря. Госс простоял на своем посту во­семь часов и на вопрос о самочувствии ответил, что проголодался.

Где-то около полудня по телефону раздался с НП приказ командира батареи:

— Батарея, к бою! Первое орудие, один снаряд — огонь!

Пристрелочный снаряд полетел, шурша.

— Батарея, осколочными, два снаряда — огонь! Немного спустя:

— Батарея, пять снарядов — беглый огонь!

Заговорили орудия, затряслась земля, обвалил­ся грохот, огневая позиция покрылась дымом и пы- лью от сотрясающихся орудий.

В разгар стрельбы приехал политрук Полещук и в перерыве между залпами сообщил: «Это не про­вокация. Немцы объявили нам войну. Наступают на всем фронте от Баренцева до Черного моря. Бом­били Киев, Житомир, Минск и другие города. Партия призывает дать врагу достойный отпор!»

Воодушевленные бойцы разговаривали между собой: «Через два-три месяца дойдем до Атланти­ки!» Я даже прикинул, что как раз осенью и насту­пит демобилизация. Сейчас я удивляюсь — до чего же наивными мы были, уверенные в том, что Красная Армия пойдет в наступление и разгромит врага.

В небе появилась «рама» — корректировщик огня немецкой артиллерии. Батарея продолжала стрелять. Беглый огонь!

Вдруг в грохот боя вмешался посторонний звук — воздух зловеще завибрировал и, на батарею обрушился шквал тяжелых немецких снарядов. Смрадный черный дым от разрывов пополз по ог­невой позиции. Взлетали вверх комья земли и об­ломки досок от снарядных ящиков. Я, увидев раз­рыв между станинами орудия, успел юркнуть в ро­вик. Куча осколков забарабанила по щиту, стреля­ные гильзы разбросало по сторонам. Помощник наводчика Кошарный тяжело опустился в свой полуобвалившийся ровик, зажимая рукой раненое плечо. Заряжающий Совейко убит. Немецкие сна­ряды непрерывно молотят батарею, а телефонист из своего окопа кричит, повторяя приказ команди­ра батареи: «Почему прекратили стрельбу? Огонь! Всей батареей беглый огонь!» Видно, там на НП при­ходится несладко.

Как страшно выскочить из укрытия. Превозмо­гая себя, встаю к панораме, подползший поднос­чик досылает снаряд. Лязгнул замок. Выстрел. От­катившееся орудие сталкивает меня в ровик. Вы­бираюсь из ровика и вижу зловещую картину. Раз­рывы перекопали всю огневую позицию. Четвертое орудие опрокинуто. Снаряды разбросаны. Сквозь поднявшуюся пыль вижу убитых, раненые пытают­ся отползти с огневой позиции.

А командир с НП требует по телефону:

— Лисяк, правее 0.15, три снаряда — огонь! По­чему не стреляет четвертое орудие?

Батарея продолжает стрельбу тремя орудиями. Стреляем уже несколько часов. Стволы накалились, краска пузырится на стволах. Масло перегрелось в откатном устройстве и пробивается через винты. Превышен предел нагрузки на стволы. Могут при выстреле взорваться. Старший на батарее лейте­нант Лисюк докладывает комбату на НП. Тот долго молчит, потом неохотно произносит: «Отбой».

Этот бой был первым в моей жизни, поэтому я его помню во всех деталях.

Подбирают убитых. Наибольшие потери среди подносчиков и бойцов боепитания, подвозивших снаряды. Они за отсутствием лопат не могли вырыть себе ровиков, прятались при обстреле за ящики или бежали с огневой, но их догоняли осколки от рву­щихся снарядов. Это были преимущественно мо­билизованные, и их фамилий я не знаю.

Странная установилась тишина, все почему-то

предпочитали говорить шепотом. 

Подъехала полевая кухня и встала недалеко в овражке. Посланный с кучей котелков за едой (тер­мосов тогда еще не было) из любомльских Яшка Крамер, наполнив вермишелью все котелки, почти вылез из овражка, но его настиг случайный немец-? кий снаряд и разорвался у ноги. Яшку облепило го­рячей вермишелью, отбросило в сторону, но хоть бы один осколок задел его самого. Вот бывают же удивительные случаи на войне!

Комбат звонит с НП и говорит Лисяку: «Сверты­ваю НП. Меняем огневые». Лисяк командует: «Пе­редки на батарею!» Мы застыли в ожидании — куда поедем?

Вперед, значит, наши наступают. Назад, значит, отступают. Батарея построилась в походную колон­ну и выехала на дорогу.

Женщины угощают отступающих бойцов молоком.

Лисяк, ехавший в голове колонны, повернул направо. Вперед! Проехав несколько сотен мет­ров, колонна остановилась. Лисяк с командира­ми орудий пошли осматривать место. Значит, ни вперед, ни назад, просто смена огневых пози­ций».