Не доходя до барьера добрых три метра, Шурка нажал курок. Грохот и дым заполонили всё вокруг. Но выпущенная им пуля не пролетела мимо. Словно мини-ракета с дистанционным управлением, она обогнула талию помещика и, подобно острейшей бритве, с невероятной точностью срезала пояс. Замкнула кольцо, выскочила через рукав гвардейского мундира и брякнулась на дуло пистолета. К изумлению помещика, свинцовая тушка стала пританцовывать и выделывать незамысловатые коленца, позвякивая металлом о металл. Марьяну Астафьевичу даже почудилась некая мелодия, нечто вроде «птичка польку танцевала, раз – налево, раз – направо». Но лишь дым рассеялся, пуля потеряла равновесие и упала в траву. Следом с Переверзева свалились суконные панталоны, обнажив шёлковое кружевное исподнее бельё.
Лера хихикнул, Шурка улыбнулся.
– Продолжайте сходиться! – напомнил Смольский, увидев, что Шурка остановился и улыбается во весь рот.
– Так ты смеёшься надо мною? – увидев его улыбку, закричал взбешённый помещик.
Вид у него был самый комический. Не только Лера с Шуркой, но уже и лейтенант с лекарем насилу сдерживались, чтобы не расхохотаться. Подхватив свободной рукой штаны, Марьян Астафьевич двинулся дальше.
– К барьеру! – кричал он. – Пристрелю мальчишку!
Дуэлянты продолжили сближение. Переверзев, несмотря на душивший его гнев, всё не стрелял. И только когда Шурка достиг барьера и встал, выставив вперёд правое плечо, чтобы уменьшить площадь попадания, он хладнокровно прицелился в его грудь.
– Ведьмак! Масон! Мошенник! – процедил помещик сквозь зубы. – Аглицкий шпион!
Услышав это, Шурка чуть сам не закипел от злости.
– Ах, ты, эксплуататор! – зашипел он в ответ и хотел, было, запустить в противника тяжёлым пистолетом.
В следующий миг раздался выстрел. Отставной подпоручик бил наверняка. Когда дым от его выстрела развеялся, все увидели, что князь Захарьевский лежит на боку, обливаясь кровью.
– Чтоб у тебя руки отсохли! – в отчаянии схватился за голову Лера.
Пожелание его исполнилось тотчас. Переверзев уронил пистолет, и правая рука его повисла безжизненной плетью.
Попытка отчаяния
Пуля ударила под сердце и опрокинула Шурку навзничь. Кровь стремительно окрасила белую рубашку. Подгребая ногами, он только и смог, что повернуться набок – на большее не хватило сил.
Первым к раненому подбежал Лера.
– Шурка! Шурка! – упал он перед ним на колени. – Ты как?!
Захарьев не отвечал, глаза его были закрыты. Следом подошёл уездный лекарь. Увидев расплывающееся красное пятно, протянул скомканный кусок полотна.
– Граф, подложите это под рубашку. Надо остановить кровотечение.
Лера так и сделал. Лекарь тем временем пощупал пульс и сокрушённо покачал головой. Неожиданно Шурка открыл глаза.
– А, Лерчик, – слабо улыбнулся он, увидев друга. – Куда мне попало? Жутко голова кружится.
Лера нагнулся к его уху и прошептал: – Шурик, немедленно преобразовывай, пока не поздно.
– Не могу, – признался Шурка, – сил нет.
Лера обернулся к Пирошкину.
– Помогите ему! – потребовал, горячась. – Спасите! Дайте таблетку, сделайте укол!
Штаб-лекарь снял фуражку и печально склонил голову: – Увы, князь безнадёжен.
Лера склонился над другом и принялся трясти его за плечи.
– Шурка! Шурка! – едва не плакал он. – Не засыпай! Очнись! Соберись с духом! Преобразовывай, а не то помрёшь!
Но Шурка, казалось, не слышал. Он закрыл глаза и начал тихо бормотать нечто бессвязное.
– Бредит, – констатировал лекарь. – Полчаса продержится, не более. Надо за священником послать.
Лера в отчаянье приблизил ухо к самым губам умирающего друга.
– Пятьдесят четыре градуса долготы, двадцать восемь градусов широты к востоку от Гринвича, – сквозь стоны и хрипы чуть слышно говорил Шурка, – высота суши над уровнем моря двести три метра, скорость движения по орбите двадцать девять километров семьсот шестьдесят метров в секунду, расстояние до Солнца сто сорок миллионов километров…
Леру вдруг осенило – это же координаты их местонахождения.
– Извозчик! – закричал он. – Подавай экипаж! Быстрее!
– Не трогали бы вы его, граф, – заметил Пирошкин. – Дайте князю спокойно умереть.
Услышав это, Лера едва сдержался, чтобы не ударить штаб-лекаря по его скорбной физиономии. Но тут подъехал четырёхместный экипаж. Вместе с лейтенантом Смольским и лекарем, который всё же изволил поддержать ноги раненому, Шурку уложили на сиденья.
– Гони к яблоневому саду! – приказал Лера.
– Не миновать мне острога, – сокрушённо вздохнул извозчик и в сердцах стеганул лошадь.
Рессорный экипаж шёл мягко, но всё же лекарь оказался прав – любое передвижение причиняло Шурке невыносимую боль. Благо, ехать было недалеко. В пять минут они добрались до господской усадьбы и, повернув налево к сельцу, понеслись вдоль сада.
– Стой тут! – крикнул Лера, когда они миновали полпути от усадьбы до сельца.
Извозчик придержал лошадь как раз напротив того места, где друзья несколько дней назад прошли сквозь толщу времени.
– Помогай! – выпрыгнул Лера из экипажа.
Мужик взял раненого с одной стороны, Лера с другой, и они осторожно понесли его в заросли сада.