– Взяв 36 гектаров земли, – взялся вслух читать Лера, – эмигранты выстроили просторную избу, несколько амбаров для скота и зерна, сараи для хранения сена и соломы. Теперь они содержат молочную ферму, половина которой состоит из коров, а другая – из коз. Ими возведена ветряная мельница. Кроме того, с помощью специалистов Лозовичи наладили выпуск комбикормов для животных. Вдобавок открыли в городе небольшой магазин, в котором продают плетённые из лозы клетки для певчих птиц, хлебницы, шкатулки, стулья, столы, детские кроватки и даже диваны. И самое интересное: хозяйство «Лозовичи» имеет единственную в нашей стране ферму по разведению канареек».
– Ну, ничего себе они развернулись! – восхитился Шурка.
– Слушай, – посмотрел он на друга. – А куда это мы собирались после школы пойти?
Лера наморщил лоб.
– Когда это?
– Да ещё до появления Фу-Фью с папашей.
– Так, на Панский пруд, – вспомнил Лера, – лебедей смотреть.
– Во! – хлопнул в ладоши Шурка. – А теперь пойдём канарейками полюбуемся.
– Ага! – рассмеялся Лера. – И Варей заодно.
Послесловие
В далёком 1786 году всё пошло не совсем так, как предполагал Шурка Захарьев. Сидя на жердочке под неусыпным надзором своего папаши, Фу-Фью умудрился создать автоматическую систему поиска за каких-то две недели. Ещё месяц ушёл на поиск варианта, который преобразовал бы певчую птицу в персидских купцов. И вот однажды поутру, придя к себе в кабинет, городовой обнаружил, что канарейки, как равно и попугайчик, исчезли. От самой клетки остались лишь обломки ивовых прутьев.
– Крысы, – заключил Евграф Андреевич.
И нисколько не веря в сей факт, наказал завести в остроге кошек.
«Хуже не будет, – рассудил Капищев, глядя за окно на первый снег. – А ежели масонские птички объявятся, то наши мурки их незамедлительно на харч изведут. Всё польза отечеству».
За окном белела первозданной чистотой Торговая площадь, походившая теперь на огромный обеденный стол, застеленный белоснежной скатертью.
А недавние «птички» в виде толстого важного генерала от инфантерии[188] и его квадратного адъютанта ехали в ту самую минуту по дороге в далёкий город Иркутск. Закутанные в медвежьи полости[189], они лежали в санях ямщика и смотрели на скованное морозом прозрачное вечернее небо, в котором проклёвывались далёкие хрустальные звёзды. Молчали. Только жёлтенький попугайчик, сидящий за пазухой у адъютанта, что-то обиженно щебетал о долгой беспорочной службе на благо её императорского величества.