25 святых

Кинсли безропотно подчинилась. Едва она оделась, как снова подошла к Эмброну. Эмброн медленно положил свою руку на голову Кинсли и издал завораживающий шёпот:

— Иди, Меган! Иди.

Кинсли молча миновала Эмброна и вышла из комнаты.

Отец Джонатан закончил молиться. Он поднялся с колен и вышел из часовни. Он лишь мельком взглянул на Боуда. Он сел за стол, за которым имел обыкновение сидеть и пододвинул поближе к себе книгу. Боуд не выдержал и с упрёком заметил:

— Джонатан, ты уже сотни раз читал эту книгу. Не понимаю, что нового ты там ищешь?

— Я ищу душевное спокойствие, близость со святым Генрихом, а не ответы, — не глядя на него, ответил отец Джонатан.

— Ты всё ещё надеешься на его помощь? — в голосе Боуда послышалось грустная ирония.

— Именно благодаря святому Генриху. мы оказались здесь. Не забывай об этом, Джеймс.

— Я не забываю, Джонатан. Я ищу выход. Пытаюсь ответить на вопросы. И. — Боуд запнулся, услышав шум открывающегося прохода. Отец Джонатан так же поднял удивлённый взгляд на проход, не понимая, кто бы это мог быть.

— Кинсли? — удивлённо воскликнул Боуд, увидев вошедшего человека. — Почему вы здесь? И кто вообще показал вам это место?

Кинсли не отвечая, прошла к открытой дверце часовни и остановилась. Глаза её по–прежнему были широко раскрыты. Немигающий взгляд был направлен на тело святого Генриха.

— Почему вы не отвечаете, агент? — начал было возмущённо выговаривать Боуд, но отец Джонатан остановил его жестом руки.

— Разве ты не видишь, она не в себе, — шёпотом произнёс он, поднимаясь с места. Отец Джонатан подошёл к Боуду и снова прошептал:

— Не мешай ей. У меня такое чувство, что она пришла неспроста!

Боуд лишь кивнул в ответ головой и тут же устремил пристальный и напряжённый взгляд на Кинсли. Кинсли некоторое время молчала, а затем неожиданно громко произнесла одно слово:

— Письмена!

Боуд и отец Джонатан вздрогнули, услышав её голос.

— Что письмена? — стараясь говорить, как можно осторожней, спросил Боуд.

— Вы никогда не прочтёте эти письмена, — Кинсли говорила громко и без запинки. Разговаривая, она не оборачивалась. Её взгляд всё так же был направлен на тело святого Генриха.

— Почему? Ты знаешь ответ? — замирая от охватившего его волнения, спросил

Боуд.

— Да! Эти письмена — заклинание.

Боуд и отец Джонатан снова вздрогнули, услышав эти слова. Они переглянулись между собой, в это время снова раздался голос Кинсли:

— Заклинание имеет страшную силу. Его начертил один из пяти архангелов дьявола. Адвихестамас!

Эти слова заставили и отца Джонатана и Боуда опуститься на колени. Они, вовсе глаза смотрели на Кинсли и понимали, что её устами говорит некто недоступный их пониманию. Оба были охвачены благоговейным трепетом.

— Вы не увидите зло, пока не снимите заклинание!

— Как нам это сделать? — вырвалось у Боуда.

— Святой Генрих поможет вам! — раздалось в ответ.

— Святой Генрих? — одновременно вскричали Боуд и отец Джонатан.

В ответ Кинсли издала завораживающий душу шёпот, от которого у обоих прошёл холодок по всему телу.

— Смотрите, слушайте и запоминайте!

Кинсли вошла в часовню. Через мгновение она вышла оттуда, держа в руках две горящие свечи. Затем она закрыла дверь часовни. После того, как дверь часовни закрылась, Кинсли подняла горящие свечи и начала что — то непонятное бормотать. В каждой руке у неё была горящая свеча. Свечи описывали непонятные и странные круги над головой Кинсли. Затем она внезапно перестала бормотать и, приблизившись вплотную к двери часовни, начала двумя руками одновременно, что–то писать. Она писала обратной стороной свечи; огонь по–прежнему ярко горел. Воск оставлял на двери непонятные знаки. Это продолжалось довольно долго. Кинсли исписала всю дверь. Когда она закончила писать, в руках у неё оставались лишь тлеющие фитили свечей.

— Помоги им, святой Генрих! — внезапно воззвала Кинсли и одновременно приложила тлеющие фитили к двери. Огонь погас. Кинсли молча повернулась и вышла из часовни. Боуд проводил Кинсли молчаливым взглядом. Он не знал, что и думать. В момент, когда проход за Кинсли закрылся, Боуд услышал трепетный шёпот отца Джонатана:

— Джеймс, смотри.

Боуд в который раз вздрогнул и немедленно обратил взгляд на дверь часовни, куда заворожено смотрел отец Джонатан. Огонь, погасший вначале, снова возник. Вначале загорелся самый верхний знак. Вслед за ним начали по очереди вспыхивать остальные. Вскоре все исписанные знаки горели. Оба, не отрываясь, смотрели на это чудо. Это продолжалось несколько мгновений. Затем огонь начал отступать к середине надписей. Появился маленький круг. И в центре этого круга начали появляться одна горящая латинская буква за другой. Боуд ничего не понимал в новой надписи, но отец Джонатан, сложил руки и с той же непередаваемой благоговейностью, начал читать: