2666

Эта фраза воплощала весь его ум, всю его изобретательность, всю остроту мысли. Естественно, ему ее хватало. К тому времени одноглазая расхотела возвращаться в деревню, которая осталась в советской зоне. И море видеть тоже не хотела. И особого желания узнать о судьбе сына, пропавшего без вести на войне, тоже не испытывала. Наверное, где-то в России похоронен, говорила она смиренно и без слез. Лотте стала встречаться с мужчинами. Поначалу встречалась с английским солдатом. Потом, когда того перевели в другое место, стала встречаться с парнем из Падерборна, чья семья, из среднего класса, не одобряла его флирт со светловолосой и бесстыжей девчонкой (а Лотте, надо сказать, в этом возрасте уже умела танцевать все модные танцы мира). Ей хотелось быть счастливой, она хотела встречаться с парнишкой, а не с его семьей, и они оставались вместе до тех пор, пока тот не уехал учиться в университете, и тогда их отношения закончились.

Однажды ночью вернулся ее брат. Лотте была на кухне — гладила платье, и услышала его шаги. Это Ханс, подумала она. Когда в дверь постучали, она выбежала навстречу. Он ее не узнал — сестра уже превратилась в самую настоящую женщину (так он потом сказал), но ей и нужды не было ни о чем спрашивать, и она обняла его, и еще долго так стояла. Той ночью они проговорили до рассвета, и у Лотты выдалось время погладить не только платье, но и все чистое белье. Через несколько часов Арчимбольди уснул, уронив голову на стол, и проснулся только тогда, когда мать дотронулась до его плеча.

Два дня спустя он уехал, и все стало по-прежнему. К тому времени у одноглазой в женихах уже ходил не чиновник, а хозяин автомастерской, веселый дядька с собственным предприятием, который неплохо зарабатывал, ремонтируя технику оккупационных войск, грузовики крестьян и промышленников Падерборна. Он все говорил: я, мол, мог бы найти женщину помоложе и покрасивее, но предпочел женщину честную и работящую, чтобы кровь, как вампир, не сосала. Мастерская у него была большая, и по просьбе одноглазой он подыскал там работу для Лотте, но та отказалась. Мать ее вышла замуж за хозяина, а перед этим девушка познакомилась в мастерской с одним парнем по имени Вернер Хаас, и так как оба друг другу нравились и никогда не ссорились, то и начали встречаться — сначала ходили в кино, а потом и на танцы.

Однажды ночью Лотте приснилось, что ее брат появился за окном ее комнаты и спросил, почему мама выходит замуж. Не знаю, ответила она из постели. А вот ты никогда не выходи замуж, попросил брат. Лотте покивала и потом голова брата скрылась, и остались лишь запотевшее от дыхания окно и звук удаляющихся шагов гиганта. Но когда Арчимбольди приехал в Падерборн после свадьбы матери, Лотте представила ему Вернера Хааса и оба, похоже, поладили.

Когда мать вышла замуж, они переехали к автомеханику. Тот считал, что Арчимбольди — наверняка злоумышленник, что живет мошенничеством, или разбоем, или контрабандой.

— Я контрабандиста чую за сто метров, — говорил он.

Одноглазая ничего на это не отвечала. Лотте и Вернер Хаас об этом поговорили. Контрабандистом, сказал Вернер, был как раз механик — тот переправлял запчасти через границу и много раз отдавал непочиненными машины, а говорил, что их уже починили. Вернер, думала Лотте, — хороший человек, у него для всякого найдется доброе слово. В те времена ей вдруг подумалось, что и Вернер, и она, и все молодые люди, рожденные в тридцатый и тридцать первый год, обречены никогда не быть счастливыми.

Вернер выслушивал ее, не говоря ничего, а потом они вместе шли в кино смотреть американские или английские фильмы или ходили на танцы. Время от времени по выходным выезжали за город — особенно после того, как Вернер купил мотоцикл: тот был наполовину сломан, но надо же, Вернер в свободное время его починил. Для этих пикников Лотте готовила бутерброды с черным и белым хлебом, немного сладкого пирога и не более — никогда более! — трех бутылок пива. Вернер же приносил флягу с водой и иногда сладости и шоколадки. Временами, находившись и поев прямо в лесу, они стелили на земле одеяло, брались за руки и засыпали.

За городом Лотте снились неспокойные сны. Ей снились мертвые белки, мертвые олени и мертвые кролики, а иногда в чаще грезился вепрь, и она очень медленно к нему подходила, и, отведя ветви, видела огромную кабаниху: та лежала на земле в агонии, а рядом лежали сотни маленьких мертвых молочных поросят. Когда такое случалось, она подскакивала, и только вид мирно спящего рядом Вернера мог ее успокоить. Некоторое время она даже подумывала стать вегетарианкой. Но вместо этого стала курить.