28 панфиловцев. «Велика Россия, а отступать некуда – позади Москва!»

Когда рассвело, людей выгрузили, и оставшуюся часть пути шли пешком. Морозный туман постепенно растворялся, день обещал быть ясным и морозным. А это значило – жди немецкую авиацию. Пока шли к станции, дважды налетали самолеты. Но сказывалась близость Москвы, бомбардировщиков отогнали наши «ястребки». От звена «мессершмиттов» успели укрыться в соснах.

«Мессеры» уже отбомбились и дали несколько очередей из пушек и пулеметов. Затем показалась пара «И 16». Несмотря на численное превосходство, немцы развернулись и круто пошли вверх, видимо, заканчивались боеприпасы и бензин.

Станция горела. Тяжелый маслянистый дым клубился над пакгаузами, домами. Шла непрерывная стрельба из всех видов оружия. Вдоль березовой гривы тянулась цепочка санитарных повозок. Раненые, которые могли идти, шли, немного отстав.

В одном месте, где виднелась обширная прогалина, ездовые ускорили ход. Немцы пристреляли это место. Звеня, набирали высоту мины и с воем падали вниз. Расстояние для минометной стрельбы было предельное, километра два с лишним. Мины рассеивались, но летели довольно точно.

Участок просматривался хорошо и был уязвим. Ездовые нахлестывали лошадей, взлетали фонтаны снега и мерзлой земли. С одной из повозок сорвало брезентовый тент, свалился на дорогу ездовой.

Лошадь продолжала быстрый бег, держась повозки, которая неслась впереди.

– Умная тварь, – сказал Тимофей Савенко. – Людей сама везет, куда нужно.

Одну из повозок мина накрыла с недолетом. Вынесло задние колеса, разлетелось дощатое дно. Лошадь тащила два передних колеса, ездового и сидевшего рядом с ним раненого. Остальные трое или четверо раненых расползались в разные стороны.

Минометы (стреляли штуки четыре) вели огонь, пока последний раненый не исчез в лесу. Взрывы переломили несколько молодых берез, срезали осколками кустарник.

Прогалина стала шире. Среди дымившихся воронок лежали убитые. Выделялись белые с красным повязки, снег был закопчен, ветерок тянул запах гари. Двое санитаров тащили на носилках тяжелораненых.

– Неужели и этих добивать будут? – воскликнул взводный Орехов.

– Нет, фрицы помощь пришлют! – зло обронил кто-то из бывалых бойцов.

Мины догнали санитаров с их ношей, когда до леса оставалось шагов пятнадцать. Санитары свалились как подкошенные, один с минуту шевелился, потом затих.

Самое удивительное, что приподнялся раненый и пополз, волоча перебитую ногу. Он очень хотел выжить и рывками толкал свое тело, но сил хватило ненадолго. Вскоре он замер и больше не шевелился.

Все это произвело тягостное впечатление, особенно на молодых. Раздавались голоса:

– Вот зверюги!

– Раненых не пощадили…

– Пусть и от нас пощады не ждут.

Затем батальон кружным путем вышел к станции и занял оборону рядом с железнодорожным полотном. В полуразрушенных, красного кирпича домах и траншеях, вырытых еще до них. Свой командный пункт Краев оборудовал в полуподвальном помещении одного из домов бараков.

Сержант, передававший ему позиции, исполнял обязанности командира роты, в которой осталось человек двенадцать бойцов. Почти все контуженные, оглохшие от взрывов, некоторые с повязками.

– Легкораненых не отпускали, – коротко пояснил сержант. – Иначе некому оборону держать. Нам саперы еще помогали, но они ушли.

Сержант показал Краеву и Коржаку их участок, довольно обширный, метров шестьсот в длину.

– Как же вы его держали? – невольно удивился Андрей.

– Я же говорю, саперов отделение имелось. На ночь «комендачей» и тыловиков присылали. У нас тут три «дегтяревых» имелись и винтовки на бруствере разложены. Ребята ходят, то из одной винтовки пальнут, то из другой. Пулеметы с места на место таскали, изображали, что нас тут целая рота.

– Значит, от роты двенадцать человек осталось?

– Так точно. Человек сорок здесь же и закопали, раненых эвакуировали, уж не знаю, сколько из них выжили. С утра последняя атака была, двое ребят погибли. – Сержант помялся и попросил: – Вы уж сами их похороните. У меня ребята без сил, самим бы ноги унести. Я фамилии их оставлю.

– Похороним, – коротко ответил Краев.

– Водкой регулярно снабжают. Харчи тоже приносят. А дома эти крепкие, из каленого кирпича лет полста назад строили. Их полевые пушки не берут, снаряды отскакивают. Даже «стопятки» в стенах щербины лишь оставляют, толщина – метр. Как будто для обороны готовили.

– А чем же их разрушили?

– Почему разрушили? Коробки почти целые стоят, даже крыши кое-где уцелели. Минами сильно донимают, чердаки выгорели. Иногда «шестидюймовки» фугасы бросают. Если удачно влепят, сразу кусок стены вылетает. Вон, погляди, валяется.

Андрей увидел в снегу глыбу с метр в диаметре. Разглядел и отверстие от взрыва. Но остальная часть стены удар выдержала, тянулись лишь две трещины.

– Умели при царе строить, – сказал сержант и добавил: – Мы вам ящиков пять патронов и гранат оставляем. Матрацы, шинели старые. Печку днем не вздумайте топить…

– Это мы и без тебя сообразим, – перебил возбужденного сержанта, который торопился побыстрее отсюда выбраться, младший лейтенант Иван Коржак. – Фрицы далеко?