28 сантиметров счастья

“Господи” – проносится у меня сейчас в голове, – “вот я потаскуха”. Я продолжаю таращиться на Рустама. Наверное, мое лицо сейчас невероятно ошарашенное и глупое. Только и Садаев скользит по мне взглядом так, будто бы эти слова вызвали и в нем чувство дежавю.

– Охренеть, принцесска, – произносит он медленно, – драл я тебя тогда от души.

У меня вырывается выдох. Все-таки, эти слова и в нем запустили воспоминания. Какой позор. Боже, какой позор.

– Можно я в туалет? – мой голос звучит, как будто я курила всю жизнь. Хрипло и убито. Мне надо умыться. Я же говорила, что ничего больше не хочу вспоминать. Ничего!

– Иди, —Садаев усмехается так,что мне становится совсем жутко. Словно я глупая антилопа, которую выделил из всего стада огромный тигр. Она чувствует пристальное внимание грозного хищника. И я чувствую пронизывающий интерес от этого зверя. От следующих слов я вздрагиваю, – двигай ногами, принцесска. Поедешь со мной. Нас ждет увлекательная ночь.

Глава 21

Жизнь все больше и больше загоняет меня в ловушку. Теперь я понимаю, как чувствует себя животное, которое мечется по лесу, натыкаясь везде на красные флажки, и задыхаясь от запаха пороха.

Мелькает даже мысль – может, покаяться Рустаму, рассказав все про отца, пистолет и свою жизнь? Это будет увлекательный и долгий рассказ, но я не уверена, что меня не прервут где—то на середине, и что я после я не заткнусь навечно.

Но и молчать не вариант. Если сейчас обнаружится, что отпечатки на пистолете стерты, то Рустам мне могилу этим пистолетом выроет. Если нет – выроет всем моим родственникам, включая меня.

– Вы куда? – растерянно спрашивает врач, когда встречает нас в коридоре. Она смотрит на меня своими огромными голубыми глазами, а я пожимаю в ответ плечами. Я откуда знаю, куда? – вам нужен покой, а вы уже…

Садаев молча проходит мимо девушки, а она замолкает. Кажется, она поражена таким хамством не меньше, чем я. Я до самого выхода сворачиваю голову, оглядываясь на врача, и посылая ей извиняющиеся взгляды. Пусть думает, что я хоть нормальная.

– Послушай, – обращаюсь я к Рустаму, когда мы покидаем больницу, – я так и не сходила в туалет.

– Потом сходишь.

– Я могу описать твою машину, – заявляю я, пока он открывает заднюю дверь тачки, и, увидев кожаные сиденья в салоне, тут же произношу, – хотя, тебе достаточно потом будет протереть ее тряпочкой. Но мне—то в мокрых джинсах будет не сильно комфортно.

– Заткнешься ты или нет? – интересуется Садаев, приподняв брови и поворачиваясь ко мне. Мне же хочется его достать. Чтобы он психанул и высадил меня где—нибудь. В конце концов на улице уже ночь, а он еще не спал. Он может быть злым и совершать глупые поступки.

– Я беременная. Мне правда очень нужно пописать, – бормочу я.

– Остановлюсь в лесу, если не дотерпишь. Садись, – резко произносит Рустам, и в голосе звучат первые нотки ярости. Закатив глаза, я запихиваю свою задницу в машину, а потом и всю себя. Жду, что Садаев сядет рядом, но он внезапно закрывает дверь, обходит машину и садится на место водителя.

Я задумчиво рассматриваю салон. Неужели сам водит или сегодня под настроение? И не лень ему? Отец всегда использовал для этого водителя. Нравилось ему расслабиться и попялиться в телефон по дороге, читая последние новости рынка.

– А почему БМВ? – спрашиваю ненароком я, пока Рустам выруливает с парковки, – отец говорил, что это плохие машины. Ненадежные. Я ловлю быстрый взгляд от Садаева в зеркале заднего вида.

– Тебе поболтать не с кем? Позвони своим подружкам.

– Ты отобрал у меня телефон. Конечно, мне не с кем поболтать. Отец, кстати, любил Мерседесы. Говорил, что БМВ – для понтующихся мажоров, а семейному человеку нужна машина серьезнее. Ты женат?

– Если бы я был женат – я бы с тобой посреди ночи не возился бы. Замолчишь ты или нет? У меня нет желания с тобой трепаться.

– Я отвлекаю себя разговорами. Ты обещал остановиться, как мне будет невмоготу терпеть.

Он ругается сквозь зубы. Я мрачно смотрю на его стриженный коротко затылок и широкие плечи, надеясь, что если физически одолеть этого зверя я не могу – то хоть достану морально. После жизни рядом с отцом и “любящей” матерью я научилась вести психологическую войну. Садаев называет меня чертовой “принцесской”, думая, что я обласканная родителями, избалованная дочка. Хорошо, что он не знает почти ничего. Иначе бы от греха подальше приковал меня наручниками к батарее.

– Слыш, принцесска, если ты думаешь, что я идиот, и пущу тебя одну в туалет – не дождешься, – произносит внезапно Садаев, —бабу, которая свалила со своим дружком, хладнокровно вырубив при этом охрану… нет, хрен там. Будешь делать свои дела при мне. И заткнись, потому что иначе я займу твой рот чем—нибудь другим.

Дьявол, эта зверская скотина умнее, чем я думала. Я нервно закусываю губу и снова ловлю взгляд Рустама. Он усмехается так издевательски, будто меня уже нагнул. Время утекает сквозь пальцы, пока я прокручиваю в голове другие варианты повернуть ситуацию в свою пользу, но не придумывается ровным счетом ничего дельного.