3-4. Знак Единорога. Рука Оберона

Когда гроза наконец выдохлась и небо просветлело, была ночь, полная странных созвездий. Прекрасная, какими могут в пути быть ночи в пустыне. Много позже я выявил легкий подъем, и моя скала начала постепенно замедлять ход. Что-то происходило вне каких бы то ни было физических законов, контролирующих ситуацию. Я имею в виду, что сам склон не был столь заметен, чтобы его воздействие на скорость стало так радикально. Я не хотел толкать Тень в направлении, которое, вероятно, увело бы меня с пути. Я хотел вернуться на более знакомую землю, и по возможности быстрее — отыскав путь к краям, где, я как печенкой чуял, у физических условий был максимальный шанс сохраниться старыми и добрыми.

Так что я позволил скале со скрипом тормознуться, слез, когда она встала, и, ковыляя, продолжил идти вверх по склону. Пока шел, я играл в Теневую игру, которую мы выучили еще детьми. Устраняешь некую помеху — тощее дерево, кучу камней — и имеешь иное небо от горизонта до горизонта. Постепенно я восстановил знакомые созвездия. Я знал, что спускаюсь с другой горы, отличной от той, на которую взобрался. Раны тупо пульсировали, но лодыжка перестала беспокоить меня, разве что осталась недостаточно гибкой. Я отдохнул. Я знал, что смогу идти долго. Все снова казалось нормальным.

Это было долгое ковыляние вверх по все более крутому пути. Но в конце концов я набрел на тропу, и это облегчило задачу. Я упорно тащился вверх под теперь уже знакомыми небесами, определив себе не сбавлять темпа и преодолеть горы к утру. Пока я шел, мои одежды трансформировались в соответствии с тенью — штаны и куртка из грубой хэбэшки, ну а мокрый плащ стал сухим серапе.[7] Рядом я услышал сову, а далеко снизу и сзади донеслось то, что вполне могло быть койотовым «йип-йип-уау». Эти признаки знакомых мест заставили меня ощутить некую безопасность, изгнать мелкие капли отчаянья, оставшиеся от бегства.

Где-то часом позже я поддался искушению чуть-чуть поиграть с Тенью. Не так уж невозможно, чтобы в этих холмах бродил заблудившийся конь, и, конечно же, я нашел его. Спустя минут десять, потраченных на то, чтобы свести дружбу с конем, я ехал верхом без седла и теперь двигался к вершине более подобающим образом. Ветер сыпал иней на дорогу. Взошла луна и посеребрила ее, расцветив искрами.

Если кратко: я ехал всю ночь, миновав гребень и продолжая путь вниз до самого рассвета. Пока я спускался, гора подо мной стала более обширной, что было неплохо, если учитывать работу в минувшие часы. На склоне все было зеленым и разделено опрятными шоссе, перемежавшимися случайными жилищами. Следовательно, все шло в соответствии с моими желаниями.

Раннее утро. Я находился у подножия холмов, и мой «деним» превратился в хаки и яркую рубашку. Через спину коня была перекинута легкая спортивная куртка. На огромной высоте, соединяя горизонты, протыкал дыры в воздухе реактивный лайнер. Вокруг меня пели птицы, а день был солнечный и тихий.

И тогда я снова услышал, как произносят мое имя, и еще раз ощутил касание Козыря. Я натянул поводья и отозвался:

— Да?

Это был Джулиэн.

— Рэндом, где ты? — спросил он.

— Довольно далеко от Янтаря, — ответил я. — А что?

— Кто-нибудь еще стыковался с тобой?

— Не то чтобы недавно, — сказал я. — Но некто делал попытку перехватить меня вчера. Хотя я был занят и не мог отозваться.

— Это был я, — сказал Джулиэн. — У нас здесь такие дела, что тебе лучше бы знать о них.

— Где ты? — спросил я.

— В Янтаре. И тут много чего произошло.

— Например?

— Необычно надолго исчез Папа. Никто не знает куда.

— Он это и раньше проделывал.

— Но составляя инструкции и оставляя поручения. В прошлые разы он всегда обеспечивал их.

— Верно, — сказал я. — Но как долго «надолго»?

— Уже больше года. Ты вообще-то осведомлен об этом?

— Я знал, что он исчез. Джерард когда-то говорил про это.

— Тогда добавь к этому «когда-то» время, которое минуло.

— Меня посетила забавная мысль. Как же вы управлялись?

— В том-то и дело. Мы просто решали проблемы по мере их поступления. Джерард и Кэйн все равно по Папиному приказу вели дела по флоту. Решения они принимали и без него. Я вновь подрядился патрулировать в Ардене. Но нет центральной власти, чтобы вершить суд, принимать политические решения, говорить от имени Янтаря.

— Итак, нам нужен регент. Полагаю, для этого следует раскинуть карты.

— Не так все просто. Мы думаем, что Папа мертв.

— Мертв? Почему? Как?

— Мы пытались отыскать его по Козырю. Мы пытаемся каждый день уже полгода. И ничего. Что скажешь?

Я мотнул головой.

— Возможно, он мертв, — сказал я. — Ты полагаешь, на что-то он там напоролся. Но все же не исключена возможность, что он в некоем затруднительном положении… скажем, в плену.

— Камера не остановит Козырь. Ничто не остановит. Он позвал бы на помощь в тот же миг, как только мы вышли бы на контакт.

— Против этого не попрешь, — сказал я. Но подумал о Брэнде, как только произнес эти слова. — Может, Папа нарочно сопротивляется контакту.

— Чего ради?

— Понятия не имею, но — возможно. Ты знаешь, как он скрытен в некоторых вопросах.