33 рассказа о китайском полицейском поручике Сорокине

Михаил Капитонович шёл домой с единственным желанием – уничтожить оставшийся во фляжке коньяк. На завтра заседания не было, был назначен перерыв, поэтому он мог не заботиться, что будет утром. Штин уже четвёртый день жил у него, однако надо было обустраивать дела, и он всё время уходил допоздна и вдруг оказался дома.

– Заходили господа Вяземский и Суламанидзе, – с порога встретил он Михаила Капитоновича. – Вяземский и все Румянцевы собрались переехать в Канаду-с.

– Как? – застыв на пороге и забыв поздороваться, ошеломлённый, спросил Сорокин.

– А я одобрил-с их решение!

«Предатель! – первой мыслью было то, что проскочило в голове у Михаила Капитоновича. – Предатели!»

– И вы…

– Я одобрил их решение! – повторил Штин. Он сидел у открытого окна, на коленях держал картонку и на ней что-то рисовал. – Да-с! Именно так-с! – Он повернулся к Михаилу Капитоновичу, и тот увидел его глаза. Штин был пьян.

«Ну, слава богу!» – подумал Сорокин.

– Вы думаете, я пьян? Нет-с, голубчик! Я трезвее, чем во все эти три недели! Хотя именно тогда я в рот не брал-с!

Сорокин наконец увидел, что на столе стоят откупоренная четверть, стаканы и лежит еда.

– Это наш замечательный князь-изюмчик приволок-с! Собственного производства-с! Отлично вкусно-с! Уже давно так вкусно не ел, с тех пор, как убили Одинцова.

Сорокин метался по комнате, пытаясь найти место чувствам, которые на него стали давить от известия об отъезде Вяземского. На самом деле он не стронулся с места.

– А вы ведь в своих судах сидите сиднем-с и ни о чём не ведаете-с! – продолжал Штин, как плотник, который не отрываясь строгает свою доску. – И не знаете-с, что нашему существованию в благословенной Маньчжурии наступает каюк!

Михаил Капитонович наконец сел.

– Давайте, голубчик, я вас угощу! – сказал Штин, поднялся, бросил картонку на кровать и налил Сорокину стакан медового самогона. В полёте от картонки отделились и полетели по комнате четыре листа бумаги с рисунками.

– Самогон-то знаете от кого?

Сорокин не мигая смотрел на Штина.

– От них-с!.. Голубиц моего Одинцова! А я тут, пока вас не было, познакомился с журналистом Ивановым, то есть Ивановым. Представьте себе, он пришёл и оставил вам записку, вон она, и пристал ко мне как банный лист, мол, интервью да интервью, а об водке, представьте-с… ни полслова.

Пришлось дать! И вот рисунки, он даже их снял на фотокамеру. Не хотите-с полюбопытствовать?..

Сорокин видел, что Штин пьянеет по мере того, как говорит, не пьёт, но становится всё пьянее и пьянее. И тут он увидел, что в углу, около вещей Штина стоит ещё одна, уже пустая четверть.

– А до него тут были Давидка и прапорщик Вяземский! – повторил Штин. – И я одобрил его планы! Всё равно Маньчжурии наступает каюк-с! А вы не хотите полюбопытствовать! А то не успеете, я завтра тоже, фьюить! – сказал Штин, крутанул оттопыренным пальцем и присвистнул. – Ну что же вы, Мишель! Не хотите полюбопытствовать-с? – Он потянулся к кровати, где лежала картонка, и стал клониться. Сорокин подхватил его под мышки и дотащил до лежанки из свёрнутого казакина и папахи под голову и развернутой во всю длину шинели. Штин дал себя уложить, повернулся на бок, лицом к стене, пожевал губами и стал ровно дышать.

И вдруг повернул голову и, не открывая глаз, пропел:

– А князь наш, изюмчик, вступил в мушкетёры ея величества-с, или его величества, их хрен разберёшь… Вели… – Он не договорил и снова стал ровно дышать.

Сорокин сел, внутри было пусто, тогда он схватил записку Иванова, не читая, сунул её в карман, скользнул взглядом мимо стакана с самогоном и выбежал из квартиры.

Георгий Вяземский был один.

– Я так и знал, что мы сегодня увидимся! – сказал он и пропустил в дом запыхавшегося Сорокина. – Вам Штин уже всё сказал? – Он усадил Михаила Капитоновича на стул. – Мои дежурят у консульства. Слава богу, рядом квартирует бывший сослуживец Алексея Валентиновича, сам он сейчас стоит в очереди, Серёжа у него на подхвате. А очередь там – не приведи господь! Но похоже, по номерам, что завтра будет наш черёд. А я вот забежал кое-какие вещи прихватить!

Сорокин тупо молчал и глядел на Георгия.

– Да, Михаил! У нас не оставалось выбора! Разве вы не знаете, что Советы и Пекин договорились о совместном управлении КВЖД?

– Знаю! – Сорокин мотнул головой и спросил: – А что от этого поменяется?

– Всё! – сказал Георгий. – Поменяется всё! У Алексея Валентиновича есть в Управлении железной дороги старые связи, так вот, по слухам, есть договорённость, что на дороге останутся только совграждане и граждане Китая, а нам, бесподданным, там места не будет!

– А вы как-то связаны с дорогой? – До Сорокина не доходил смысл сказанного.

– Так в этом городе всё связано с дорогой! Даже институты, не говоря уже о торговле, мастерские, город весь связан с дорогой, и даже полиция… и если не уехать сейчас, представляете, какая будет давка, когда все об этом узнают?.. Это будет, Миша, катастрофа, а мы себе этого позволить не можем! У Серёжи маленький ребёнок, Наташа в положении. Мы уже и на дом нашли покупателя… – А куда?