33. В плену темноты

В течение первых нескольких дней в недрах горы то и дело раздавались тревожные звуки, поэтому все больше людей предпочитало спать в Убежище или же рядом с ним. «Я пытался спать снаружи, но у меня едва получалось сомкнуть глаза. Когда вдалеке снова послышался грохот, я тут же побежал внутрь», – вспоминал Лобос. Вскоре около двух десятков достаточно крупных мужчин спали в одном помещении размером с просторную гостиную. Некоторые использовали в качестве кроватей пластмассовые носилки, которые до этого были аккуратно сложены в углу. Другие разорвали на части картонные коробки, а мелкие ящики использовали в качестве прикроватных тумбочек. Лобос всегда старался содержать это место в чистоте и порядке: как-никак люди приходили сюда отдохнуть и полежать после тяжелого физического труда. Теперь же эта комната была битком набита потными телами, а белый кафель стал черным от сажи и пыли, которую шахтеры неизменно наносили сюда с обувью и одеждой. Убежище постепенно пропитывалось запахом потных немытых мужских тел. «У нас не было лишней воды, чтобы помыться», – скажет потом один из шахтеров. В помещении с неработающей вентиляцией воздух вскоре наполнился зловонным смрадом. «Я знаю, как пахнут трупы, но это было даже хуже, чем мертвечина», – вспоминал один из шахтеров.

Потеющие люди жаждали воды. Те несколько литров в бутылках, которые они нашли в Убежище, закончились ко второму дню их заточения. Поэтому теперь шахтеры пили из цистерн, где хранилась вода для охлаждения бурильных машин. На второй день после аварии несколько шахтеров отвинтили одну из пробок и использовали воду, чтобы помыться. Но вода приобрела слишком большую ценность, чтобы расходовать ее на подобные цели, поэтому Агилар приказал Хуану Ильянесу перерезать шланг от основной цистерны наверху и запечатать его, чтобы никто не мог тайком принимать душ на нижних уровнях.

Отныне использование воды было строго лимитировано. Марио Сепульведа разбил всех на команды по три человека и назначил дежурство: каждые два дня дежурная команда садилась на машину и отправлялась к цистерне, чтобы набрать шестидесятилитровую пластиковую баклажку. Затем воду для удобства разливали по более мелким бутылкам. Глядя на мутную жидкость, люди думали, что благодаря ей они все еще живы. До аварии они мыли в ней свои грязные перчатки. А Марио Сепульведа в свойственной ему эксцентричной манере даже купался там время от времени, поэтому теперь многие из них с некоторой гадливостью и иронией шутили, что пьют воду из ванны Марио. В слабеющем свете фонарей было видно, что на поверхности воды, которую они пили, была тонкая черно-оранжевая пленка мазута и кое-где попадались капельки машинного масла. По словам одного из шахтеров, вода на вкус напоминала запах из водоема, который полностью загадили утки. Но несмотря на свой тошнотворный вкус, несколько глотков такой воды прогоняли голод.

В первые несколько дней все жестоко страдали от недостатка еды. Голод проникал в их тела, и в какой-то момент они уже не могли ходить в туалет, хотя позывы, казалось, говорили об обратном. У многих из них пустота в желудке ощущалась как кулак, пытающийся протолкнуть эту пустоту вниз. Франклин Лобос, будучи в прошлом профессиональным спортсменом, умел оценивать свое физическое состояние, и по этой причине, сидя в Убежище, он невольно наблюдал за состоянием других людей. Хуже всех чувствовал себя Марио Гомес, тот самый водитель грузовика, потерявший два пальца на руке. Он страдал от силикоза, и теперь его кашель только усилился. При звуке его кашля помимо воли возникала мысль, что этот кашель – наследство предыдущих поколений шахтеров. «Неизвестно, сколько протянет старик», – думал про себя Лобос. Вероятно, недолго. Еще был Хосе Охеда, диабетик. Два печенья в день – хватит ли этого, чтобы у него не случился приступ? На второй или на третий день заточения у Виктора Сеговии появилась сыпь по всему телу, от жары или от нервов, а может, от того и другого вместе. А самый молодой среди них, Джимми Санчес, вел себя как самый что ни на есть старик: он просто лежал и отказывался что-либо делать, и его эмоциональная подавленность быстро распространялась среди остальных шахтеров.

Одним из способов поддерживать моральный дух людей были разговоры, а также шутки, анекдоты, истории из жизни и фантазии о том, чем сейчас занимаются спасатели. Йонни Барриос заполнял пустоту, объясняя устройство шахты более молодым и неопытным рабочим, таким как Мамани и Санчес, рисуя для них карту на клочке бумаги.

– Смотрите, мы сейчас на отметке 90, – говорил он им. – Мы можем пройти наверх до отметки 190, оттуда есть проход на отметку 230, а затем можно подняться на отметку 300 и еще дальше, на отметку 400.