собственной жизни? Почему радость, пройдя сквозь метели холодных
лет жизни, остывает, а горечь потерь остаётся прежней? Почему самые
трудные периоды нашей жизни по истечении многих лет оказываются
самыми счастливыми? У меня нет ответа.
Будучи желторотым курсантом в те мирные семидесятые –
восьмидесятые годы, я, глядя на убелённых сединами ветеранов, возлагающих цветы на могилы своих друзей, и подумать не мог, что
через много лет и сам, возведённый молодыми в ранг ветерана, буду
отдавать дань погибшим своим однополчанам и однокашникам. Друзей
моих теперь разбросало по свету, нас разделили границы и тысячи
километров. Уже нет той страны, которой мы честно служили, но память, она всегда со мной, и эта документальная повесть – лишь попытка
сохранить их имена, отдать дань уважения офицерам и бойцам, служившим когда-либо в войсках специального назначения ГРУ.
Я благодарен им за то, что они делили со мной все трудности службы, одним – за то, что помогли написать эту книгу своими воспоминаниями, другим – за то, что оставили о себе светлую память, не давая забыть ту
службу, честную дружбу, не испорченную материальной
заинтересованностью. В этом романе нет ни одного вымышленного
эпизода или действующего лица, лишь имена некоторых, по вполне
понятным причинам, изменены. Детали, конечно, плод моей фантазии, но… это всего лишь детали.
Глава 2
Зима в Забайкалье всегда приходит рано и неожиданно, но не первым
снегом, а трескучим морозом. За пять лет службы я полюбил
Забайкалье, родину моего отца и деда. Этот край лишь внешне хмур и
неприветлив, так же как и его обитатели. Готовность прийти на помощь, бескорыстие и преданность тому, кого уважают, – отличительные черты
забайкальцев. В дальнейшем у меня не раз будет возможность
убедиться в этом.
Однако такое уважение можно завоевать лишь справедливостью и
честностью, а это, согласитесь, не так уж и просто.
В то морозное утро я шёл вдоль пустынной улицы, сгибаясь под
тяжестью чемодана, и удивленно разглядывал покрытые изморозью, потемневшие от времени брусовые дома. На парящей теплотрассе, проложенной над поверхностью земли, тут и там свисали сталактиты
застывшей ржавой воды. Я уже успел замёрзнуть, не имея ближайшей
цели своего путешествия, подумывал о том, где можно было бы
погреться. Хромовые, начищенные до блеска сапоги тепла не
придавали, а курсантский кураж не позволял опустить клапана у
новенькой шапки. Наконец, впереди появилась фигура женщины в лёгких
унтах и телогрейке. Бурятка, резво перебирая явно приспособленными
для верховой езды ногами, двигалась мне навстречу.
– Простите, – остановил я её. Мне показалось, что она впервые слышала
такое слово, но тем не менее я продолжил: – Скажите, пожалуйста, где
здесь находится десантная часть?
Спросить я мог только о расположении воздушно-десантной части, поскольку в те времена слово «спецназ» было под строгим запретом.
Однажды прапорщик нашей части, войдя в ресторан и увидев своих
однополчан, радостно заорал на весь зал: «Здоров, спецназы!»
На следующий же день имел несчастье в особом отделе держать ответ
за раскрытие военной тайны. Отделался всего лишь глубоким испугом.
Это сейчас «спецназов» уйма развелась (в том числе и достойных), а
тогда был один – спецназ ГРУ, или войска специального назначения ГРУ
ГШ.
Бурятская женщина посмотрела на меня и с непроницаемым лицом
ответила:
– Однако, паря, дуй-ка в госпиталь. Может, там чё узнаш.
Её ответ меня обескуражил. Во-первых, я не сразу понял её
специфический говор, а во-вторых, что значит «там чё узнаш»?
Больше по жестам, чем по её речи, я уяснил-таки дорогу и через
несколько минут был уже на КПП госпиталя. С мороза мне там
показалось очень тепло. Сидевший за стеклом чумазый боец даже не
потрудился подняться. Меня это покоробило, но лишь настолько, насколько я за время отпуска перестал чувствовать себя курсантом. В
тот момент мне было не до офицерских строгостей. Разъяснений от
бестолкового бойца получить не удалось.
Положение спас шедший на службу подполковник медицинской службы.
На мгновение он задумался и выдал обескураживающую информацию, что в радиусе ста километров воздушно-десантных частей нет. Забегая
вперёд, скажу, что оторванные от армейской действительности офицеры
строевой части училища ошиблись с населённым пунктом. Уже на
выходе с КПП подполковник повернулся и добавил:
– Там, возле магазина, сейчас санитарный кунг стоит. Водитель с
воздушно-десантными эмблемами, может, ваш?
Я, обрадованный, помчался туда, забыв про мороз. Машина, на моё
счастье, была ещё там. Постучав в окошко кабины, разбудил
дремлющего водителя и спросил:
– Войсковая часть 55433 ваша?
– Ну, – отозвался заспанный боец.
– Что «ну»? – парировал я, начиная нервничать от подобной наглости
военнослужащего срочной службы.
– Ну, наша, – лениво пояснил он.
– Слава богу! – воскликнул я, мгновенно забыв о раздражении.
В этот момент подошел лет тридцати старший лейтенант, как
выяснилось позже – начальник медицинской службы бригады. Это
только потом, прибыв к месту дислокации части, я осознал, насколько
мне повезло. Без этого счастливого случая почти наверняка пришлось