36 вопросов, чтобы влюбиться

Она пощипала щечки, вызывая румянец, и улыбнулась себе в зеркале. «И жить хочется!» – подумала она и прошла в столовую, где, как обычно, уже завтракали родители.

– Надюш, сырники? – спросила мама, вставая.

– Овсянка, мам, не соблазняй!

– А что такое?

– Ну, мам, Ольга Николаевна сказала пока диеты придерживаться, я же говорила…

– Боже мой, дочь, прости. – Мама наклонилась к сидящей Наде и чмокнула ее в макушку. – Сейчас кашу положу! Что-то у меня память в последнее время ни к черту, – говорила она, суетясь у холодильника, – из-за беременности, наверное. У меня так с тобой, Надюш, тоже было. Вон у папы спроси, как он намучился.

Надя посмотрела на папу, который, припомнив, видимо, какую-то историю, улыбнулся.

– Расскажи, – попросила Надя.

– Мы в ресторан хотели сходить, я адрес твоей маме сказал утром и на работу ушел, а она…

– А я не записала, подумала, что не дура, запомню, – вставила мама.

– Сижу я, значит, за столиком, жду… Уже час прошел, второй пошел. Я издергался весь, думаю, вдруг что случилось. Пошел домой, там пусто, хотел уже больницы начать обзванивать. А я тебе напомню, Надюш, сотовых телефонов у нас не было, брякнуть в два счета, как сейчас, мы не могли. Вдруг раздается звонок, я снимаю трубку, слышу: всхлипывание… Чуть не поседел. Спрашиваю: «Что случилось? Ты где?» И на меня вываливается детский сбивчивый лепет, я понять ничего не могу…

– А я просто адрес забыла, – мама поставила перед Надей тарелку с овсянкой, – приехала не туда, заблудилась в закоулках и даже не могла припомнить, на каком трамвае доехала и как добраться до дома, представляешь, как бывает. Просто вылетело из головы – и все. Кое-как нашла телефон общественный, знаешь, были такие раньше… Позвонила домой (к счастью, у меня был записан наш домашний номер), трубку никто не берет.

– Потому что я из ресторана шел, – дополнил папа.

– Наконец папа ответил, а я уже так напугалась к этому моменту, стемнело, район незнакомый, гормоны шалят, чувствовала себя ребенком маленьким. Реву!

– Я спрашиваю: «Ты где?» – продолжает папа. – А мне в ответ: «Не помню».

– Пока я телефон искала, у меня из головы вылетел адрес того ресторана, к которому я приехала.

– Забавный, в общем, выдался вечерочек, – улыбнулся папа и отпил из кружки.

– А как ты маму в итоге нашел? – спросила Надя.

– Велел ей посмотреть на дома рядом и назвать адрес.

– Представляешь, а я реву и реву, даже до этого додуматься не смогла. – Мама тоже засмеялась.

Ели в уютной тишине, а потом папа встал, поправил галстук и сказал:

– Все, я уехал.

– Пап! А меня подбросишь?

– Подброшу, пойдем.

В прихожей мама обоих расцеловала и с пожеланием хорошего дня закрыла дверь.

Папа разблокировал автомобиль, забросил портфель на заднее сиденье и сел за руль.

– А куда делся Жора? – спросила Надя, пристегиваясь. Жора – папин водитель, болтливый, с лицом алкоголика, но всегда трезвый как стеклышко.

– В отпуске.

– Пап, я думаю о том, чтобы дальше заниматься балетом – всю жизнь…

Папа молчал, пока они выезжали с придомовой территории, и заговорил, только когда получил возможность разогнаться на улицах города:

– Что ж, хорошо, а что Ольга Николаевна говорит?

– Говорит, что данные хорошие и что я умею пахать до потери пульса.

Папа включил поворотник, и в салоне послышалось уютное тиканье.

– Если ты хочешь, то почему нет. Ты уже узнавала условия поступления?

– Нет!

– Не тяни с этим.

Они недолго помолчали, а потом Надя сказала:

– Я бы хотела быть примой-балериной Большого театра, как Майя Плисецкая…

– Если хочешь, будешь, только работать надо.

Машина затормозила перед пешеходным переходом.

– Это да, – вздохнула Надя. Ей вдруг очень захотелось, чтобы хоть что-нибудь досталось ей просто так. Чтобы быть лучшей в балетной студии, она брала дополнительные занятия; чтобы получать отличные оценки в школе, подолгу корпела над учебниками; чтобы хорошо выглядеть, по несколько часов выбирала одежду в магазине. – Я вчера посмотрела интервью Познера с Плисецкой. Оно старое, двадцатипятилетней давности, представляешь? Просто в эфир не вышло. Майя Плисецкая мне очень понравилась, такая… настоящая балерина. Так жалко, что я уже вживую не смогу увидеть ее выступления, а ты бы хотел, пап? Пап? – Надя, до этого увлеченная своим монологом, посмотрела на отца и увидела, как он проводил взглядом красивую светловолосую девушку, прошедшую перед машиной.

– Что ты говоришь, Надюш? – спросил папа через минуту.

– Ничего, – тихо ответила Надя и прислонила голову к прохладному окну, – в школу опаздываю, говорю.

До школы Дима шел пешком. Раньше, когда они жили в центре, дорога до гимназии занимала не больше двадцати минут, а сейчас на одном только трамвае нужно проехать полчаса. После субботнего обмывания аттестата без тройки Дима оказался на мели, в кармане болтались только Надин пятак и его личные десять рублей, в общей сумме пятнадцать рублей – негусто. Он попросил своего начальника дать ему больше рабочих часов и сегодня после школы собирался работать в доставке до поздней ночи.