— Только не со мной, — предупредил я сразу. — Я путешественник, скиталец, мне не будет места в каком-то конкретном мире.
И тут я вспомнил недавнего гостя. Полудракон с интересом всмотрелся в моё лицо.
— Есть те, кто ищет конкретный мир, — понял он. — Ты вспоминаешь кого-то.
— Вот было бы забавно, если бы вы с ним сошлись, — поёжился я. — Что ж, попробуй его найти.
— Попробую, — согласился полудракон.
На том мы и распрощались. Уже мгновение спустя я оказался на кухне собственного дома и вовсе не о полудраконе задумался. А о своём недавнем госте. И было мне немного не по себе.
========== 044. Лекарство от февраля ==========
В конце того февраля сны часто вызывали чувство опустошения. Просыпаясь, я подолгу лежал, глядя в потолок, где дрожали блики солнечного света. Началась оттепель, и теперь повсюду было столько зеркал-ручьёв, что солнечные зайчики возникали даже в самых необычных местах, освещая всю комнату, точно творили на белой штукатурке волшебные фрески.
Я не мог вспомнить ни миров, что приходили во снах, ни видений, ни лиц. Словно тёмная пелена укрывала всё это разом, стоило только открыть глаза или шевельнуться. Потому я смотрел в потолок бездумно и уже не пытался поймать ускользнувшие эмоции. Только опустошение и оставалось, увы.
Позже я снова учился улыбаться — на кухне, удерживая в руках чашку свежего кофе. К середине дня невидимая рана внутри всё-таки зарастала. Вечером я даже мог отправиться в краткое путешествие, но стоило уснуть…
И круг повторялся.
Может быть, это было похоже на болезнь, такую частенько подхватывают путешественники. Сродни насморку, она и проходит сама собой, неизвестно отчего. Будто какой-то мир случайно забрасывает в самую душу своё семечко, но оно не укореняется, а только оставляет ямку, которую рано или поздно заносит песком новых впечатлений.
Я даже старался не особенно задумываться об этом, привычно выжидая часы, пока не начинал чувствовать себя лучше. Старался лечь немного позже, спать чуть-чуть меньше… Возможно, даже и не спать совсем.
Но беспокойство всё же нарастало внутри. Оно нашёптывало, что никакую болезнь нельзя пускать на самотёк, что нужно обязательно узнать, в чём же дело, необходимо обратиться к специалисту. Вот только я не знал ни одного, хоть и слышал об этой странной хвори от других скитальцев. Никто не подсказал бы мне, к кому же обратиться, кто может заглянуть в душу и понять, что оставляет в ней этакую вмятину.
В очередной раз пробудившись, я понял, что настал пасмурный день. В каком-то смысле это даже успокаивало — без солнечных пятен потолок не манил забытыми снами. Но опустошённость, к сожалению, не заполнилась, подобно небу, кудлатыми тучами. Я всё так же спустился на кухню и сварил кофе, всё так же удерживал чашку, глядя, как за окном медленно планируют тяжёлые хлопья снега и тут же тают в грязной талой воде.
Февраль сражался с весной, но всё-таки собирался уйти, а я всё ещё не мог найти лекарство от своего странного недуга.
Когда я шёл в гостиную, на глаза мне попался старый варган. Он часто оставался на полочке в полной тишине, слишком уставший для путешествий. Он был таким древним, что, казалось, должен потерять голос. Но когда я взял его и попробовал оживить вздохом, тронул язычок — варган ожил. Басовитая нота раскатилась по всему дому, задрожала эхом где-то на лестнице.
Давно я не слышал этого густого звука, и в сердце что-то откликнулось, и в душе что-то запело в тон.
Забыв надеть куртку, я выскочил на крыльцо и там заиграл. Мощный голос варгана разнёсся по округе, на мгновение словно бы заставив весь мир замереть. И вот уже я играл и играл, обо всём забыв, закрыв глаза.
Наверное, вокруг меня летели снежинки, превратившиеся чуть позднее в дождь, наверное, происходило что-то ещё, но я был центром и ничего не видел. Во мне оживала, пронзала меня насквозь мелодия.
Я не чувствовал ни ветра, ни холода. Растворился в звучании, которому сам был источником, и когда очнулся из этого мистического транса, уже вечерело. По-прежнему стоя на крыльце, я опустил руку с варганом. Снег уже давно кончился, перестал и дождь, а небо расчистилось. Усталое солнце разбрасывало розоватые блики по городским окнам и бегущим ручьям, воздух сладко и свежо пах подступающей весной.
А в душе моей больше не было никакой раны.
Постояв ещё немного, я вернулся в дом и принял горячий душ, чтобы согреться. Мне было радостно, я был счастлив.
***
Следующее утро, однако, снова оказалось солнечным, и опять танец света на потолке обнажил мою внутреннюю опустошённость. Не похожая на раскрытую чёрную дыру, она, тем не менее, продолжала меня беспокоить, ни капли не нравилась. А потому я смотрел и смотрел на пляску световых пятен, вспоминая, что же вчера так помогло мне.
Варган нашёлся на тумбочке у кровати. Я заиграл, даже не вставая. Не потребовалось никакого долгого транса — опустошённость сбежала, исчезла, заросла, заполнилась звуком.
И день пошёл своим чередом.