Довольно скоро и этот коридор расширился, превращаясь в зал, но тут не стояло колонны, но были окна — тёмные ниши, за которыми темнота стояла так плотно, будто её можно касаться пальцами. Я с любопытством приблизился, и тогда стало ясно, что эти пустые окна смотрят в другие залы.
Отсюда вёл только один коридор, и я пошёл по нему, предчувствуя уже, что он приведёт куда-то ещё. И оказался прав — через несколько минут передо мной встала дверь. Она открылась сама по себе, стоило только шагнуть в её сторону.
За каменным порогом стояла ночь, но, если сравнивать с каменным лабиринтом, что я оставил позади, она была совсем-совсем светлой.
Я выбрался и остановился на каменном плато, над которым висела крупная красноватая луна, такая яркая, что я видел собственную тень. Немота продолжала сжимать мне горло, и это было всё так же печально, но зато я почувствовал привычное лёгкое дрожание в груди, мой компас ожил. Теперь я знал, куда нужно идти, чтобы найти выход из этого мира. И я торопился, надеясь, что вместе с тем обрету утраченное.
Тут и там были разбросаны скалы или молчаливо высились деревья, окружённые зарослями кустарника. От земли поднималось тепло, наверное, день тут выдался на редкость жарким. Я двигался в этих тёплых потоках и иногда закрывал глаза от удовольствия — воздух касался меня так нежно.
Дверь возникла неожиданно, и я недоумённо посмотрел на её светлый прямоугольник. Мне казалось, что раньше рассвета до неё не добраться. Однако раздумывать не имело смысла, и я шагнул, почти с облегчением вздыхая.
…Новый мир ослепил солнечным светом.
Но немота никуда не подевалась!
Оглянувшись на уже закрывающуюся дверь, я с досадой махнул рукой. Нужно было найти ответ или ключ, я никак не мог понять, что же делать с внезапной проблемой, как вернуть себе голос.
Немота ворочалась в горле, точно зверь, нашедший себе новый приют и теперь решивший обживать норку.
А вокруг меня расстилалось поле, ветер гонял по нему зелёные волны, и всё дышало терпким летом. Вот только я не мог сказать ни слова.
Я выудил из кармана варган и заиграл, словно музыка способна была говорить вместо меня. Я шёл сквозь травы, и ветер пел со мной, танцевал под мой ритм, пока мы не подошли к рощице, в тени которой, похоже, был колодец. Здесь я решил напиться воды, и в тот же миг ветер встал передо мной, обернувшись быстроногим юношей.
— Ты кто? — спросил он.
Я бы ответил, но оставался по-прежнему нем, потому только показал на собственное горло.
Ветер склонил голову к тонкому и острому плечу, задумчиво осмотрел меня.
— Но ты должен говорить.
Я развёл руками. Как без слов объяснить, что со мной случилось?..
Ветер покрутился рядом, заглянул в колодец и нахмурился.
— Тут плохая вода, не пей.
Я же с интересом наблюдал за ним. Похоже, он был совсем юным, этот ветер.
Колодец оказался неглубоким и почти пересох, оставшаяся в нём вода являлась, скорее, жидкой грязью, и пить отсюда было бы невозможно. Но я не опечалился этому. Гораздо сильнее меня занимало собственное увечье. Где и когда я мог оставить свой голос, отчего его лишился?
Ничто во мне не отвечало.
Я помнил тот мир, помнил, что говорил в последний раз. И всё это ничуть не помогало отыскать отгадку.
Ветер, набегавшись, снова оказался рядом и спросил:
— Как же тебе помочь?
Я и не знал, и не мог ответить, только качнул головой.
Передохнув немного, я наконец-то почувствовал верное направление, очередная дверь уже ждала меня, и Ветер увязался следом, слишком любопытный, чтобы оставить в покое.
Так мы и добрались до следующей рощицы, где дверью оказалась арка, оплетённая лозами винограда. Ветер шагнул со мной — было достаточно широко, и в тот миг, когда мы оба пересекали грань, я поймал ощущение, точно схватил за руку того, кто сжал мне горло.
Я понял, чья это была шутка.
И закашлялся, но мой голос, пусть и не полностью — вернулся.
Вместе с Ветром я замер на площади разрушенного города.
— Как тут странно, — сказал он. — Ты ходишь между мирами?
— И ты теперь тоже, — ответил я сипло, радуясь уже тому, что могу.
— Голос! — восхитился Ветер, похоже, больше моего.
— Я должен идти, — мне нужно было до заката успеть взобраться на башню, единственное здание, что тут уцелело. Там я мог отыскать свой голос, и мне хотелось посмотреть, как он вообще будет выглядеть вне меня.
— Можно с тобой? — Ветер сощурился. — Можно ведь?
— Ты волен идти, куда хочешь, — вздохнул я и зашагал к башне. Она торчала в отдалении, как единственный клык в пасти полуразложившегося чудовища, казалось, что она вот-вот рухнет, но я знал, как на самом деле она крепка.
Пробираться между кучами мусора, камней и стекла было непросто. Кое-где и кустарник разросся так, что не обойти, но всё же расстояние понемногу сокращалось, и пусть солнце ползло к горизонту, у меня было достаточно времени.
Ветер спешил следом, иногда оборачиваясь воздушным потоком, иногда — мальчишкой. Ему всё было весело, и, в целом, я почти не обращал внимания на его забавы.