Вспомнил первый решительный шаг. Когда я был очень молод, горяч и непоседлив. Бросил родителей, унылую деревню с бесконечно повторяющимся однообразным днем; ушел в большой город в поисках новых ощущений и настоящей, достойной меня жизни. Встретил группу таких же молодых и порывистых людей. Те хотели справедливости. И я тоже захотел. Или поверил, что захотел. В любом случае, было что-то во мне, что ожидало от будущего размаха и подвига. И в итоге я влюбился. В очень странную женщину. Её звали Революция. Она требовала от меня слишком многого. Она требовала не быть… Не быть, но становиться; не жить, но умереть. Превратиться в факел, указывающий путь друзьям и сжигающий врагов. Она вела к своей победе и моей смерти.
Но в итоге всё вышло наоборот: она умерла, а мне повезло. И когда я остался без нее в большом городе в кругу горстки оборванцев, озлобленных и объявленных вне закона, и меня уже начинало наизнанку выворачивать от таких родных и привычных, но всё ещё пламенных, осточертевших лиц борцов с режимом, я отчаялся и потерял надежду. Но организм уже привык к острым ощущениям, и я нашел суррогаты: стал пить и нюхать белый порошок из листьев коки. Я был сломлен, я стал никем. В таком виде меня и подбросили в больницу – я уже был почти овощем.
Развернувшаяся за несколько секунд в памяти история всей жизни заставила содрогнуться, но не пожалеть: через определенные вещи ты должен пройти, чтобы судьба считалась состоявшейся.
1
Пасмурное небо совсем низко зависло над старой хижиной и, казалось, вот-вот продавит дырявый навес над покосившейся верандой. Два старика, видимо, совсем не боялись обрушения: спокойно сидели под ненадежной крышей, тихо и размеренно беседовали.
– Что это ты нацепил на голову, Хесус?
– Это – лючо, разве не видишь? Их вязал еще мой дед, – старик снял шапочку и принялся вертеть ее в руках, поигрывая небольшим помпоном. – Изрядный мастер был. Вот такие, с зелеными наушниками – разбирали на сувениры. Его сын, мой отец, приторговывал ими в порту. Разлетались как горячие пирожки. А папаша был парень не промах – всё на девок спускал. Да, молодец. Помер, правда, молодым – от сифилиса. Может, потому и я такой некрепкий получился. Да… Твой-то всё вспомнил?
Анхель довольно усмехнулся:
– Вспомнил. Вылепил маску, предки и нашептали.
– Прямо-таки, предки? Персонально? – недоверчиво прищурился Хесус.
– Ну, я вижу это именно таким образом. Возможно, существует более научное объяснение, – Анхель пожал плечами. – Но для меня главное не объяснение, а фактический результат.
– Добренько, – Хесус нацепил обратно шапочку на голову. – И где он пропадал столько лет?
– Справедливости хотел. Революцию делал.
– Неудачно? – понимающе кивнул Хесус.
– Сам видишь.
– Жизнь устроена несправедливо. И это правильно. Каждый человек страдает. Это тоже правильно.
– Ну ты загнул, – Анхель недоверчиво покрутил головой.
– Слушай, человеку только и остается, что терпеть несправедливость и страдать. Именно так он и становится, учится быть настоящим человеком. Иногда ему не хватает терпения и доброты, и он сам начинает устанавливать справедливость. Тогда льется кровь и цепной реакцией распространяется еще больше страдания, а справедливости в жизни не прибавляется, – старик сделал паузу и присосался к изогнутой трубочке, что другим кончиком тонула в чайничке с мате. Он глотнул, его сморщенное лицо немного расправилось в удовольствии. – Зачем происходят революции? Люди жаждут справедливости. Что приносят революции? Нескончаемый поток страдания. Это справедливо? Когда одни страдают из-за нетерпимости других?
– Я думаю, история рассудит. Но некоторые вещи невозможно отменить или замедлить. Они просто происходят.
– А сын как считает?
– Он уже давно перегорел, – закрыл тему Анхель, и махнул рукой – как отрубил.
– Вот и славно. Что он теперь поделывает?
– Говорит – с пустыней надо бороться, воду добывать. Начал делать какие-то туманоуловители из нейлоновых нитей. Рассказал, что в пустынях так воду собирают. Чуть ли не 20 литров в сутки с одной штуки выходит.
– Молодец. А ко мне Мария переезжает, – оживился Хесус. – Я так понял – насовсем.
– Внучка?
– Ха! Правнучка! Что-то там с родителями разругалась, похоже, – вдрызг. Приехала ухаживать, дескать, за немощным. Хочет еще исследование писать о нашей керамике. Говорит – уникальная технология, больше так нигде уже не делают.
– Красивая?
– Керамика?
– Внучка!
– А то! Моя кровь! – Хесус расплылся в горделивой ухмылке.
– Это удачно, – Анхель демонстративно потер ладони, – Я бы даже сказал – перспективно.
– Дай-ка мне листочек коки. Что-то весь свой запас изжевал.
– Бери. Будущему родственнику ничего не жалко!
– Не торопись, Анхель, не торопись, – Хесус окинул небо, – Будто бы дождь собирается?
– Хорошо бы. А если не пойдет – доставай свой шаманский бубен!
Шаг последний: покаяние.
E
mendator asperrimusСцена 1