40 градусов в тени

Игорь с Даной отправились в Кфар-Сабу в контору, ведающую новым жильем в данном конгломерате, и услышали там следующее. После соглашения в Осло правительство Рабина запретило продавать готовые дома и достраивать те, которые уже были начаты. Видимо, Рабин готовился передать эти поселки Палестинской автономии, но что-то выжидал. Готовые дома без ухода ветшали, а недостроенные дома активно разграблялись. Профессор нашел блок из шести домов на самой юго-западной кромке Гинот-Шомрона, откуда открывался прекрасный вид на ущелье, в блоке были заняты два крайних дома. В одном жил «американец» с семьей, а в другом магриб из Ирака – «вязаная кипа». Американец посоветовал Игорю: «Карауль именно наш блок – тут два дома занято, и могут разрешить быстро заселить пустующие, жди».

В кфар-сабской конторе подтвердили мнение американца, Игорь оставил там заявление о приобретении конкретного дома в блоке и стал звонить туда еженедельно. Покупку квартиры в Ариэле он приостановил. Время шло, и по истечении двух месяцев профессор стал задумываться, стоит ли еще ждать. В это время один из знакомых рассказал ему, что в Неве-Менахеме идет «захват» домов людьми, уставшими от ожидания, и пригласил его на «подпольную» сходку в соседнем с поселением лесочке. Картина была фантасмагорическая, в лесочке собрались человек тридцать, и глава поселкового совета (на иврите «рош мааца») – с бородой, в вязаной кипе – начал опрашивать присутствующих. После выяснения состава семьи происходила раздача ключей от коттеджей с площадью и числом комнат, пропорциональным численности семьи.

– Кого не устраивает, забегайте ко мне в совет – посмотрим, что можно сделать, – сказал глава совета.

Рабин был «левым», а администрация поселений – «правой» и не верила в левацкие загибы. Поскольку дома принадлежали государству и по закону человек, проживший сорок восемь часов в доме, не мог быть выселенным, эта еврейская анекдотичная игра шла как по маслу.

Через два дня к каждому вновь вселившемуся приезжала полиция, писала протокол, пила чай и уезжала восвояси. Вселившиеся люди вносили плату на определенный счет поселкового совета и пользовались водой и электричеством. Мало кто верил, что все поселения будут переданы Палестинской автономии. Всё это выглядело как театр абсурда, и если бы профессор сам в этом не участвовал, а услышал от кого-то, то он никогда бы в это не поверил. После этого многие жили в Неве-Менахеме в «захваченных» домах десятилетия, эти ничейные дома стали покупаться и продаваться, а часть была выкуплена жильцами официально по низкой цене.

Игорь с Даной уже собирали вещи для «захвата» четырехкомнатного коттеджа в Неве-Менахеме, когда им позвонили из кфар-сабской компании и сказали, что поступило разрешение на продажу двадцати домов в облюбованном ими районе и что они могут приехать и оформить документы. Так как Игорь все-таки побаивался последствий «захвата» дома, они сделали выбор в пользу легального варианта и купили двухэтажный коттедж в Гинот-Шомроне за 75 тысяч долларов. При въезде в дом с ними приключился забавный случай. В их доме на втором этаже были две комнаты, а в точно таких домах соседнего ряда там же было три комнаты. Профессор раза три ходил из дома в дом и никак не мог проникнуть в тайну этого строительного феномена. Наконец сосед-американец просветил его:

– Не мучайся, у тебя третья комната тоже есть, но она замурована! Дело в том, что подрядчик обязался сдать Шарону определенное количество трехкомнатных, четырехкомнатных и пятикомнатных домов. Из-за унификации строители взяли за основу четырехкомнатный дом: для трехкомнатного дома замуровали одну комнату на втором этаже, а для пятикомнатного достроили одну дополнительную комнату на первом этаже. Потом, когда въедете, пробьете дверь и окно и будет у вас четвертая комната, заходи и посмотри, как сделано у меня… Зато какой вид открывается из вашего дома.

В те времена в ущелье перед домом профессора еще бегали косули, на дороге при въезде в поселение попадались кабаны, переходящие дорогу, а в небе летали большие птицы, сильно похожие на орлов. Так Игорь с Даной стали поселенцами. Поскольку вокруг были арабские деревни, в которых они покупали продукты и другие товары в два раза дешевле, чем в израильских магазинах, то вскоре они обзавелись знакомыми арабскими продавцами и ремесленниками, тем более что среди них было некоторое количество знающих русский язык (учились в России) и даже имеющих русских жен. В поселении «белый» человек не срывал даже травинку у себя во дворе, каждое утро у ворот собиралась толпа арабов, которые делали в поселке всю черную работу, как на коммунальном уровне, так и для отдельных поселенцев. Так было до интифады Аль-Аксы. После интифады работа арабов в поселении была восстановлена, однако требования к безопасности резко ужесточились. Впрочем, за двадцать пять лет жизни в поселении профессор ни разу не слышал о каких-либо конфликтах, связанных с присутствием арабских рабочих у них в деревне.