40 градусов в тени

Первая остановка на два дня Хаима и Игоря была в Москве. Жили они в гостинице «Москва», тогда еще не разрушенной. Это грандиозное здание, занимающее целый квартал, и особенно ресторан на третьем этаже с чудовищной высотой потолка и богатой отделкой мрамором и гранитом произвели на Хаима сильнейшее впечатление. А когда профессор сказал, что гостиница была построена в 1935 году, тот и вовсе был потрясен.

Много раз, показывая пальцем на мраморные колонны, он говорил Игорю: «Это же империя!»

Игорь впервые был в Москве после эмиграции, однако ностальгировать было некогда: он с Хаимом посетил свой головной институт, побывал в гостях у Любы, с которой Хаим говорил на довольно корявом английском, покатал Хаима в метро и добил походом в Большой театр на балет «Лебединое озеро».

Второе сильное впечатление Хаим получил от поездки на поезде до Минска. Они ехали ночь в мягком вагоне, где были одни в купе. В Западной Европе, где Хаим бывал, таких вагонов, ясное дело, нет.

В Минске они поселились в гостинице «Минск» в центре города и уже оттуда делали набеги в Жодино и Могилев. И вот тут наш несгибаемый еврейский воин сломался. Дело в том, что проституция в бывшем Союзе вышла на совершенно новый уровень. Вестибюль и окрестности гостиницы были наводнены красивыми, стройными и интеллигентными на вид девушками, наперебой предлагавшими свои услуги. А когда Хаим с помощью Игоря узнал цены, обусловленные во многом плохим экономическим положением в Белоруссии в то время, он совсем обомлел. С утра по приезде Хаим с Игорем поехали на автобусе в Жодино, а вечером Хаим по дороге на ужин в гостиничный ресторан познакомился с хорошенькой девушкой и попытался взять ее с собой. Но искушенный швейцар, который знал всех окрестных жриц любви в лицо, девушку в ресторан не пустил. Попытка дать ему десять долларов оказалась безуспешной:

– Нам строго это запрещено.

В процессе переговоров профессора со швейцаром тот дал ему ценный совет:

– Пусть закажет ужин в номер и возьмет ее туда.

«Пути белорусских блюстителей нравственности неисповедимы», – подумал профессор и заказал ужин в номер Хаима.

Утром он с огромным трудом разбудил парочку и пригласил девушку заходить вечером, поскольку они уезжали в Могилев. Последний день в Минске у них был свободный, и Игорь Хаима не видел – тот провел день и последующую ночь в номере.

Из Минска путь делегации лежал в Чебоксары. Там была глухая провинция – девушки гостиницу не осаждали, и профессор с Хаимом все время проводили на заводе и полигоне, а по вечерам Игорь брал Хаима в гости к своим челябинским приятелям, переехавшим жить и работать в Чебоксары. Хаиму показали все цеха и службы завода, он получил возможность самолично поработать на машинах на полигоне и обсудить с конструкторами все свои замечания к тракторам. Заводчанам такое общение было тоже весьма интересным, поскольку они имели дело с опытным и непредвзятым человеком, обладающим большим опытом работы с «Катерпиллерами». Российский быт вызывал у Хаима большой интерес и удивление. Так, будучи в гостях у приятеля профессора – заместителя главного конструктора по испытаниям Гены Ястребова, Хаим практически от всех гостей услышал, что зарплату на заводе не платят по несколько месяцев (в ельцинские времена это было нормой на многих предприятиях).

Когда коллеги вернулись в гостиницу, Хаим зашел к Игорю:

– Скажи, что бы с нами было в Израиле, если бы мы не получали пару месяцев зарплату? Как они живут? Выходит, что в России легче жить, чем у нас?

По возвращении Хаим доложил о результатах Шомрону, и тот распорядился готовить все необходимые документы по сотрудничеству с чебоксарским заводом. С этой целью профессор совершил еще несколько челночных проектов в Чебоксары, организовал поездку чебоксарцев во главе с главным конструктором в Израиль и их встречу со специалистами израильской компании и… Дан Шомрон ушел со своего поста.