40 градусов в тени

В качестве пилотного проекта в израильскую хамаму он выбрал проект кафедры гидравлики политеха. Суть проекта была в следующем. Во многих видах техники используются гидравлические и пневматические цилиндры. Внутри эти цилиндры шлифуются до зеркального блеска, что представляет собой довольно трудоемкую и дорогостоящую операцию. Доцент кафедры Василий Иннокентьевич Гвоздев разработал способ покрытия внутренней необработанной поверхности цилиндров полимером, обеспечивающим качество, аналогичное шлифованным металлическим покрытиям. Гвоздев оказался невысоким, сухощавым, весьма пожилым человеком, старым питерским коммунистом и бывшим балтийским военным моряком. Он охотно согласился на предложенные профессором условия.

Игорь вернулся в Израиль и доложил Меиру о своих изысканиях и сделанном выборе. В качестве «материнской хамамы» нарисовалась теплица в Сореке по соседству с израильским исследовательским ядерным реактором. Возглавлял теплицу другой отставной военный моряк – Пинхас (Пиня) Хен, правда, не балтийский, а средиземноморский. Меир также договорился о встрече с одним американским евреем, проживающим в Иерусалиме, который был готов рассмотреть вопрос о внесении 50 тысяч долларов вдобавок к государственной субсидии. Американца звали Стэнли Азимов, и жил он в тихом иерусалимском районе, на узкой живописной улице, в очаровательном особнячке из иерусалимского камня с чисто иерусалимской архитектурой.

Когда при встрече профессор спросил его, не имеет ли он какого-либо отношения к Айзеку Азимову, американец скромно ответил:

– Я его младший брат!

Стэнли родился в США, русского языка не знал, и было видно, что он не очень-то хочет распространяться о своем родстве. После детальных пояснений профессора он достал чековую книжку и тут же выписал чек на половину суммы. Меир с Игорем чуть ли не вприпрыжку кинулись к машине, стоящей довольно далеко от дома Азимова. Дальше уже всё было делом техники: они получили из Петербурга необходимые документы, оформили все формальности в Израиле, и Игорь приступил к формированию команды. По принятой израильской практике в команде должен был быть «мовиль» – некий бизнес-наставник. Как правило, в этой роли выступали «синекурные» израильтяне, теоретически имеющие некоторые знания и опыт в организации и продвижении коммерческой части проекта. Игорь нашел на роль мовиля молодого москвича Бориса Лисянского, приехавшего в Израиль в юном возрасте и окончившего Иерусалимский Еврейский университет по экономической специальности. Старый и малый очень сдружились, проработали вместе более десяти лет и после сохраняли тесные отношения. Другого ценного специалиста-химика – Вадима Бергера, выпускника Ленинградского химико-технологического института – Игорь нашел по объявлению в газете, выбор оказался очень удачным, и они проработали вместе семь лет.

После десяти лет каждодневной борьбы и неопределенности наступила новая, «спокойная» эра – на некоторое время, по крайней мере, – в израильской жизни профессора. Он каждый день посещал работу, имел нормированный рабочий день, страховку, регулярно выплачиваемую приличную зарплату, твердую крышу над головой на работе и… новенький компьютер. От дома Игоря до Сорека было километров шестьдесят пять, а стоимость бензина в Израиле была и есть очень высокая. Игорь продал свой «Форд», а сын отдал ему свою дизельную «Ситроен-Ксару». Живя на «контролируемых» территориях (в мировой прессе они называются «оккупированные территории»), профессор имел возможность покупать у арабов дизельное топливо несколько дешевле, чем в Израиле. В сочетании с относительно небольшим расходом ситроеновского дизеля, это позволяло худо-бедно экономить на топливе при ежедневных поездках на работу.

В первый день в хамаме они явились вдвоем с мовилем Борей, который по местному именовался Барух, и занялись хозяйственными вопросами: выносили из выделенной им комнаты мусор, старые бумаги и канцелярские принадлежности, стирали пыль и знакомились с окрестностями, которых, в общем-то, не было – дворик хамамы прилегал к забору ракетного полигона. Вся цивилизация находилась напротив через шоссе № 4 в городе Явне. На следующий день Боря поехал заказывать компьютер, а профессор пошел в разведку – знакомиться с соседними проектами, которых было всего около десятка, из них только примерно процентов 30–40 делались «русскими». Дело в том, что ситуация с 1990 года изменилась, тогда русских проектов в хамамах было свыше 70 процентов, а спустя десять лет стали преобладать коренные израильтяне. Славное дело по превращению алии в четвертую-пятую касту успешно работало: большой алии больше не было – абсорбировать в науку было уже некого, немолодые ученые «вымирали» и выбывали из игры. Еще через десять лет этот процесс полностью закончился. Исключение составляли советские врачи, но их в теплицах почти не было.