— Я страдал там, в открытом океане, — сказал он товарищам, — а вы тут пили кофе. Я молил о еде, а вы курили марихуану.
— Ну да, мы пили кофе в твою честь, — признал Трумпилло.
— Вы должны были подумать обо мне, — ответил Альваренга.
— Мы пили, мы курили. Мы думали о тебе, — отозвался Трумпилло.
— Вместо этого вам нужно было меня спасать, — ответил Альваренга.
СВОИМИ НЕОБОСНОВАННЫМИ ОБВИНЕНИЯМИ АЛЬВАРЕНГА ПЫТАЛСЯ СКРЫТЬ РАДОСТЬ ОТ ВОССОЕДИНЕНИЯ С КОЛЛЕГАМИ.
Здесь, в рыбацкой деревушке, океанский прибой звучал не как напоминание о кошмарном и бесконечном дрейфе в море, а как приглашение вернуться домой. Хотя мексиканские рыбаки имели славу ребят, для которых закон не писан, их жизнь подчинялась кодексу строгих правил, но не тех, которые были где-то закреплены и опубликованы. Церемония похорон Альваренги проводилась в соответствии с логикой этих неписаных правил. Бравые «Лос Тибуронерос» (ловцы акул) не понимали гнева своего товарища, расстраивавшегося только потому, что они почтили его память цветами, свечами и кофепитием. Такова была традиция. И никто не мог менять порядок не им заведенных вещей.Пока Альваренга уплетал севиче из корифены, опустошая одну тарелку за другой, его показная и приличествующая случаю злость ушла. Физически он чувствовал себя не очень хорошо, как ветеран какой-нибудь войны. Но Альваренга находился на берегу уже шесть недель, его голова работала лучше, и теперь он мог отличить друга от врага. Здесь, в кругу друзей, он начал делиться опытом и уроками, которые вынес из дрейфа по океану.
— Теперь я не трачу еду попусту, — сообщил он коллегам. — Когда-то я мог выбросить килограмм кукурузных лепешек на корм рыбам. Там, в открытом океане, я часто думал об этом. Теперь я лучше найду голодного человека и отдам лепешки ему. Я знаю, что такое страдать от голода и жажды.
Несколько ловцов акул стали утверждать, что тоже смогли бы пережить нечто подобное, на что Альваренга ответил: «Я надеюсь, ради вашего же блага, вам никогда не придется пройти через это. Вы будете плакать. Вы будете страдать. Я не хочу, чтобы кто-то страдал так, как я».
Пока его друзья курили марихуану, прихлебывали текилу и скидывали пустые пивные банки в кучу, Альваренга продолжал свой рассказ. Ему всегда удавалось удерживать внимание аудитории. Теперь же он был рассказчиком, в арсенале которого имелась первоклассная история. Здесь не было табу и запретов. Здесь не было сухопутных жителей. Если кто-то и мог понять и оценить всю эпичность и масштабность борьбы за выживание в море, то это были, конечно же, ловцы акул. И если кто-то и подвергался опасности потеряться в море и стать робинзоном, то это были люди, находящиеся в этой комнате. Альваренга знал, что это крепкая и стойкая команда, способная выдержать изнуряющие испытания в море, поэтому заговорил о менее очевидном аспекте выживания: о психическом здоровье.
— Не оставляйте надежду. Сохраняйте спокойствие, — говорил он. — Что может быть хуже того, что случилось со мной? Я всегда думал, что все образуется. Какое еще страдание может сравниться с тем, что я пережил? Но я не сдавался.
Его друзья плакали, произносили тосты и обнимали своего любимого Чанчу. У них было такое ощущение, будто некий призрак появился из прошлого и теперь рассказывает историю о своей прежней жизни. Пока они праздновали и пили, Альваренга снова и снова слушал о подробностях своих похорон, а его переполненные радостью друзья открывали бутылки с текилой в его честь и кричали:
— Чанча жив!
Ловцов акул считают плохими ребятами, но в этом лишь доля правды. Они привыкли жить на грани, внезапная гибель подстерегает их всюду. Находясь в море, они убивают акул и тунцов, нарубают наживку и угадывают погоду, а их мир полон опасностей и красоты. Они последние, кто придерживается стародавних вековых традиций. Они представители последнего поколения, вынужденного ходить на лов далеко от берега, в открытый океан, ресурсы которого на грани полного истощения. Многие из них осознают, что лет через десять им придется повесить снасти на крючок и пойти искать себе работу на суше. Просто в море было уже мало рыбы. Мало кто из рыбаков желал такой жизни для своих сыновей. Но сейчас они были охотниками на акул — упрямое племя людей, проводивших свои дни в лодке, знавших толк в грубой красоте жизни в море и глубоко ценивших верность друг другу.