Между тем состояние здоровья Альваренги постепенно ухудшалось. Отеки на ногах не проходили. Коленные суставы так раздулись, что он с трудом мог ходить. Волонтер, делавший Альваренге массаж ног, вспоминает: «Кожа у него была как у куклы Барби. Какой-то неестественной, будто из пластмассы. Бедняга не мог двигаться. Я видел, как ему плохо».
Спустя 11 дней пребывания на Маршалловых островах врачи решили, что здоровье Альваренги достаточно стабилизировалось, чтобы ему можно было разрешить перелет в Сальвадор. Посольство США организовало ему особые условия, включая посадку с трапа, освобождение от досмотра и медосмотр между перелетами — на Гавайях и в Лос-Анджелесе. Для сезонного туриста дорога была бы невыносимой: 15 часов в полете и еще столько же ожидания между рейсами. А ведь Альваренга летел на самолете впервые в жизни. «Это был мой первый полет. Мне очень не хотелось заходить в самолет, — рассказывал потом Альваренга. — Я спасся от неминуемой смерти в море, а теперь опять должен был подвергать себя необоснованному риску».
Когда Альваренга поднялся на борт, тут же откуда ни возьмись появилась группа журналистов, желающих раздобыть новые сведения о знаменитом робинзоне. Не важно, что сальвадорец едва мог говорить и у него голова шла кругом от всех этих встреч, бесед и шума. Репортеры набросились на полуживого рыбака. Отсутствие новых интервью в течение последних двух недель только подогрело интерес к его персоне. Они наклонялись к нему, снимали, щелкали затворами, игнорируя все просьбы отойти и оставить его в покое.
Альваренга надел наушники. Его телохранитель находился рядом, а журналисты толклись тут же, поджидая удачного момента, чтобы подобраться к рыбаку. Альваренга чуть не выпрыгнул из кресла, когда услышал рев моторов лайнера, и начал дрожать от страха. «Он очень нервничал, — рассказывает Диего Дальтон, сальвадорский дипломат, сопровождавший рыбака. — Когда колеса самолета оторвались от земли, он вцепился в ручки своего кресла».
Когда самолет был в небе, Альваренга наблюдал в иллюминатор, как мимо проплывает земля и начинается открытый океан. Тут ему пришла мысль, что он снова может попасть в ловушку. Что, если самолет упадет в воду? Осознав это, Альваренга заволновался. Тогда Дальтон задернул занавески и включил музыку. Однако Альваренга не мог не смотреть вниз. Его обуревали страх и любопытство. «Я вспоминал, как дрефовал через океан, — рассказывает он. — Мой мозг вскипел. Я вдруг вообразил, что могу видеть маленькие лодки там, далеко внизу».
Покинув Гавайи, Альваренга полетел в Лос-Анджелес, где переночевал в отеле. Большая часть репортеров потеряла его след, но на конечном отрезке путешествия в соседнем ряду снова сидели два журналиста. Как только Альваренга поднялся на борт, они включили камеры и начали снимать. Дальтон попросил их оставить Альваренгу в покое, так как тот был слаб и нуждался в тишине и отдыхе. Однако репортеры отказались выключить камеры. Дальтон обратился за помощью к пилоту Карлосу Дардано. Тот вышел к наглым журналистам с гневной речью: «Ребята, вы летите бизнес-классом, так и ведите себя как пассажиры бизнес-класса». Дардано стал бранить удивленных репортеров: «Если я захочу, то ссажу вас с самолета. И мне все равно, что вы заплатили за билет из собственного кармана. Ведите себя прилично и дайте пассажиру спокойно долететь до места назначения».
Альваренга на самом деле изнемогал от пристального внимания прессы. «Когда же они оставят меня в покое? — спрашивал он. — Когда я смогу вернуться к нормальной жизни?» Без анонимности, служившей ему щитом, было теперь не обойтись. В ОДНО МГНОВЕНИЕ СТАВ ЗНАМЕНИТОСТЬЮ, АЛЬВАРЕНГА ПОПАЛ ПОД ЖЕРНОВА СМИ В ТОТ САМЫЙ МОМЕНТ, КОГДА ПЫТАЛСЯ НАЙТИ И СЕБЯ, И СВОЕ МЕСТО В ОБЩЕСТВЕ. ЧЕРЕЗ ЭТО ПРИШЛОСЬ ПРОЙТИ МНОГИМ ВЕТЕРАНАМ ВОЙНЫ И ЛЮДЯМ, ПЕРЕЖИВШИМ СЕРЬЕЗНЫЕ ЭКСТРЕМАЛЬНЫЕ СИТУАЦИИ.
Когда самолет стал идти на посадку, Альваренгу начала бить дрожь. «Он очень нервничал, — рассказывает Дальтон. — Более чем 30-часовой перелет через Тихий океан подошел к концу, и Альваренга готовился к встрече не только с безумной толпой папарацци, но и своей дочерью Фатимой». Он ушел из семьи практически сразу после ее рождения. Он был отцом, бросившим дочь. Дрейфуя по океану, в самые худшие моменты Альваренга поддерживал бодрость духа тем, что воображал чудесную сцену воссоединения с семьей. Он дал себе слово изменить свою разгульную жизнь, перестать кутить и стать заботливым, любящим отцом. Но эта роль была лишь в его воображении. Это был ответ на психологическую потребность в момент максимального стресса. Теперь ему нужно было отбросить все фантазии и примириться с суровой реальностью: ведь он даже не сможет узнать собственную четырнадцатилетнюю дочь в толпе людей, собравшихся в аэропорту.
Глава 17 Зов моря