45-я параллель

Захар и Николя засмеялись, а у меня начался рабочий день.

В фотостудии я проработала ровно месяц.

Поначалу я подружилась с семьей хозяина. Они были из Грозного, а это значит, мы – земляки. Меня взяли работать администратором. Администратор – звучит гордо.

С сотрудниками Геннадий обращался деспотически: бросал в них стаканы с чаем и бил по спине, снимая для этой цели резиновый тапочек с потной ноги.

Все молча терпели… за три тысячи рублей в месяц. Если перевести эту зарплату в доллары, получалось примерно сто.

Когда Геннадию не нравились фотографии, он мог разорвать готовые снимки на мелкие кусочки и швырнуть в лицо безропотным работникам.

Мне он тоже делал замечания, но, в отличие от остальных, я имела неприкосновенный статус человека с родной земли, поэтому все указания сопровождались словами «солнышко», «доченька» и тому подобное.

Но сила привычки всегда берет свое, и как-то Геннадий самым бессовестным образом велел мне заткнуться и затопал ногами. Я очень удивилась, потому что последние десять минут молчала. Еле сдержалась, чтобы не ответить на выпад, но, помня о больной матери, нуждающейся в лекарствах, не стала раздувать скандал.

То, что делали сотрудники, хозяин не ценил.

Я могла за один рабочий день пересчитать тысячу детских фотографий, ползая по полу, и не дай бог было перепутать номера детских садов.

В мои обязанности входило предлагать посетителям кофе, а также отвечать на телефонные звонки, а затем вновь ползать по полу и продолжать считать фотографии. Я обслуживала клиентов, когда они приходили оформлять новые заказы. Делала отчет в компьютере. Отмечала продажи в тетрадях учета. Принимала в специальном окошке заказ на срочное фото, помогала клиентам снимать верхнюю одежду, одновременно подавая расческу и зеркальце. Не сбавляя темпа, я загружала в принтере бумагу и следила, чтобы на всех столах был идеальный порядок.

Молча, опустив глаза, мне приходилось выслушивать, что между всеми делами я недостаточно красиво склеила подарочные конверты.

– Если останется время, обработаешь фотографии в программе Photoshop, – покрикивал Геннадий.

Чтобы все успеть, следовало работать качественно и быстро все восемь часов, без перерыва на обед.

Задерживаясь на работе, я бесплатно набирала на компьютере тексты контрольных работ для дочери Геннадия, студентки университета.

Меня доставала напарница, которая в приказном тоне писала записки, что делать в ее отсутствие.

Я тоже оставила ей записку:

«Слуги в России были до 1917 года. Не забывай об этом!»

Она притихла.

Когда приезжали группы, нужно было принимать их, а после рабочего дня развозить готовые фото по детским садам и школам. Проезд мне не оплачивали.

Как ассистент, я одевала детей, примерно по сто человек за одну съемку.

«Не беда! Я все смогу. Мне нужно покупать лекарства для матери», – думала я.

А когда я взглянула в договор, данный мне через двадцать дней (раньше мне его по разным причинам не показывали), то увидела свою должность – продавец. Там же была указана зарплата – 1100 рублей. Хотя обещали три тысячи.

Жена хозяина фотостудии, увидев мое изумленное лицо, сказала:

– Мы частники. На нас управы нет! Сейчас Россия живет без профсоюзов. Еще мы будем с тебя вычитать налог пятьсот рублей, и отпуск у нас не оплачивается.

Даже в Чечне я не встречала таких наглецов. Забежав после работы к Захару и Николя, я подверглась их нападкам за то, что ничего не ворую у бессовестных людей. По логике моих друзей, грабить подобных личностей – это следовать святому пути Робин Гуда и его апостолов.

– Ты меня огорчаешь, – вздыхал Николя.

Захар шутил:

– Она исправится!

Они были расстроены: Фрося попала в больницу.

– Помнишь, ей стало плохо от алкоголя? У нее нашли опухоль. Предстоит операция.

– У моей матери в молодости диагностировали рак. Заметили случайно, когда она сдавала анализы. «Четвертая стадия! – развели руками врачи. – Вам осталось жить две недели». Мать, тогда совсем юная, в недоумении вернулась домой, в ростовскую коммуналку, и протянула родителям медицинское заключение. В те времена суп с курицей был только по праздникам, никаких сбережений. Кругом оскал коммунизма.

– Что захочешь, то и сделаем, – расплакалась бабушка. – Говори свое последнее желание.

Мама задумалась.

– Хочу в последние минуты закрыть глаза и вспомнить нечто прекрасное. Отправьте меня в Санкт-Петербург! – попросила она.

Бабушка и прабабушка вытряхнули все тайники и грустно вздохнули: если поехать из Ростова-на-Дону в Санкт-Петербург, хватало ровно на три дня. Мама была счастлива. Она сняла угол у какой-то старушки и первым делом отправилась в Эрмитаж посмотреть на полотна великих мастеров. У картины голландского живописца она познакомилась с женой работника обкома партии. Они разговорились, и мать сама не поняла, как оказалась в гостях в шикарном особняке, загримированном под дачу строителей коммунизма. Оказалось, что ее спутнице за пятьдесят, хотя они выглядели ровесницами. «Смотри, что покажу», – услышала мать, после того как ей подали чай.