45-я параллель

Ветер принес дыхание ясеней, восточных буков и скальных дубов. Могучие деревья охраняли покой в этих местах, совсем как в Грозном – синие горы.

Ставрополь, окруженный лесными массивами, дремал после полудня.

У драмтеатра играла музыка, били мощные струи фонтанов, а в воздухе зависла словно нарисованная радуга.

Голос пел о Париже, о юной девушке, которая влюбилась в бродягу.

– Пошли танцевать, – сказала я.

– Куда? Здесь никто не танцует!

– В фонтан, конечно.

– Что люди подумают?

– Тебе есть до них дело?

Навскидку было градусов сорок.

Я полезла в фонтан, подобрав края юбки, и, ощутив ступнями прохладу, поняла, почему меня так тянуло сюда.

– Ты сумасшедшая! – воскликнул Николя, но последовал за мной.

Зачерпнув воду, я обрызгала его. Николя взвизгнул, отпрыгнул и едва не упал: дно фонтана оказалось необычайно скользким. Добравшись до струи, бьющей на два метра в высоту, он направил ее так, что меня окатило с ног до головы. Я довольно засмеялась. Сегодня это было то, что нужно!

Редкие отдыхающие на скамейках вокруг фонтана улыбались, принимая нас за влюбленных. Николя смеялся мне в ответ и не мог остановиться. Я взяла его за руки, и мы закружились.

– Все будет хорошо, – пообещала я.

– Правда?

– Ну, конечно. Я найду работу в Москве, а ты улетишь в Канаду.

– Аминь, – улыбнулся Николя. – Аминь.

Мама с Джульеттой встречали автобус из Ставрополя на остановке.

Со стороны пивного ларька к нам подкрался мужик с бутылкой водки. Он замахнулся на маму:

– Сейчас дам тебе и твоей собаке по голове!

Мама спокойно ответила:

– И сядешь на пять лет в тюрьму.

Пассажиры, ожидающие свой рейс, смотрели кто в небо, кто в землю.

Мы отошли от остановки, но мужик бросил нам в спину:

– Я вас застрелю! Чеченцы!

– А ты – сволочь, – не сдержалась я.

Мама пообещала:

– Я тебя задушу, – и показала ему перцовый баллончик.

Мужик бросился в кусты и быстро исчез.

На следующее утро я пошла в магазин за булочками и заметила, как на противоположной стороне девушка, которая предлагала мне бегать по утрам, дерется с этим самым мужиком.

Мужик истошно верещал:

– Не даешь водку в долг, получишь в рыло!

Девушка ударила его корягой, служившей подпоркой для двери ларька.

Буйный алкоголик отступил.

У магазинчика с булочками сидела худая рыженькая собачка, похожая на кота. Заглянув внутрь, я увидела старшую дочку бабки Алисы.

– Рыженькая собачка чья? – спросила я.

– Людей с верхней улицы. Наверное, потерялась, – ответила женщина.

Купив булочки, я столкнулась у выхода с мужиком. Он держал потерявшуюся собаку:

– Мы пойдем с тобой к дядюшке Шило.

Собачка тряслась и дрожала. Я подошла и выхватила ее из слабых трясущихся рук.

Мужик обозлился:

– Это собака Шило! – прокричал он.

– Шило в нормальной стране уже предстал бы перед законом. И ты вместе с ним, – ответила я и с собакой на руках нырнула обратно в магазин.

За мной вбежал новый покупатель – парень двухметрового роста, а за ним – неугомонный алкаш, который схватил ничего не понимающую продавщицу и начал орать:

– Дай водку в долг!

Дочка бабки Алисы пустилась наутек, за ней и двухметровый красавец.

Продавщица, вырываясь, спросила меня:

– Вы тоже уйдете?

Я открыла дверь и заорала:

– Ну-ка оставь ее! Быстро! Вон отсюда!

Мужик по-рыбьи вытаращил глаза и вышел.

Подбежали хозяева рыженькой собачки.

Я, отдав им животное, поинтересовалась у продавщицы:

– Кто этот алкаш?

– Это дядя Боря, – ответила продавщица. – Очень приличный человек. Он водитель автобуса, курсирующего до Ставрополя. Но когда дядя Боря пьяный, мы его боимся…

В самом начале сентября мне приснился сон. Будто живем мы не в двухэтажном бараке у трассы, а в общежитии, где стены и окна выкрашены в белый цвет.

Все соседи по-прежнему рядом.

Синеглазая русая женщина в кружевном фартуке кинулась ко мне и взволнованно сказала:

– Я пришла к Утке, чтобы убрать. У него такая грязь. Я поесть хотела приготовить, а он не выпускал меня, приставал ко мне…

Выбежал Утка, темноглазый коренастый старик, и попытался насильно втащить женщину к себе.

– Убирайся отсюда! Не твоего ума дело! – крикнул он мне.

Я встала между ним и входом в комнату:

– Никуда не уйду.

Он разозлился, отпустил женщину и хлопнул дверью. Я предложила незнакомке чаю. Она отказалась. В благодарность за спасение она вымыла пол около моей двери, хотя я возражала.

– Ты добрая, – сказала на прощание женщина.

Проснулась я оттого, что во дворе стоял нестерпимый галдеж. Людям раздавали поминание. Три года прошло, как Утка убил свою маму. Я рассказала сон бабке Алисе и детям Ворона. Описала внешность женщины.

– Это мать Утки! – вскричали потрясенные соседи.

Но я никогда не видела ее фотографий…

Их вынес сам Утка, расплакался, начал креститься. На фото была женщина из моего сна.

После того как Утка убил свою маму, он не спал по ночам. Включал радио, будильник, раскладывал детские пищалки по квартире в надежде, что грохот позволит ему не слышать голоса покойных, укоряющих его.

Днем я помогала бабке Алисе собирать виноград и услышала скрежет. Не поняв, откуда идет шум, я оставила плетеную корзинку в траве и подкралась через заросли к сараям. Бабка Алиса, пригнувшись, ковыляла за мной.