45 немецких философов, которых обязательно надо знать

Жестокость бесчувственного человека есть антипод сострадания; жестокость чувствительного – более высокая потенция сострадания.

Мораль – это важничанье человека перед природой.

Человек есть нечто, что нужно преодолеть.

Испытывал ли я когда-нибудь угрызение совести? Память моя хранит на этот счёт молчание.

Женщина была вторым промахом Бога […] – это знает всякий жрец.

Что говорит твоя совесть? – Стань тем, кто ты есть.

Поистине, человек – это грязный поток.

Вариант перевода: Благословенны забывающие, ибо не помнят они собственных ошибок.

Я ненавижу обывательщину гораздо больше, чем грех.

Когда спариваются скепсис и томление, возникает мистика.

Достаточно сложно вспомнить мои мнения, не вспоминая и моих причин для них!

Человек «современных идей», эта гордая обезьяна, страшно недоволен собой – это неоспоримо. Он страдает, а его тщеславие хочет, чтобы он только «со-страдал».

Тот, кто научится летать однажды, должен сначала научиться ходить, бегать, лазать и танцевать; нельзя летать.

Мой способ возмездия состоит в том, чтобы как можно скорее послать вслед глупости что-нибудь умное: таким образом, пожалуй, можно ещё догнать её.

Дорого искупается – быть бессмертным: за это умираешь не раз живьём.

Я смог бы поверить в Бога только в одном случае, если бы тот знал толк в танце.

Мысль, даже возможность, может разрушить и преобразовать нас.

Наши самоубийцы дискредитируют самоубийство – не наоборот.

Ах, женщины. Они делают максимумы выше, а минимумы – более частыми.

Господствовать – и не быть больше рабом Божьим: осталось лишь это средство, чтобы облагородить людей.

Блаженны забывчивые, ибо они «покончат» и со своими глупостями.

Все вещи – это субъект интерпретации. Какое бы толкование ни возобладало в данный момент, оно зависит от силы, а не от правды.

Жизнь есть родник радости; но в ком говорит испорченный желудок, отец скорби, для того все источники отравлены.

Можно было бы представить высокоморальную лживость, при которой человек осознает своё половое влечение только как долг зачинать детей.

Не ваш грех – ваше самодовольство вопиет к небу; ничтожество ваших грехов вопиет к небу!

Господство добродетели может быть достигнуто только с помощью тех же средств, которыми вообще достигают господства, и, во всяком случае, не посредством добродетели.

Каждая церковь – камень на могиле Богочеловека: ей непременно хочется, чтобы Он не воскрес снова.

Как же относятся обе названные величайшие религии к этому излишку неудачных случаев? Они стараются поддержать, упрочить жизнь всего, что только может держаться, они даже принципиально принимают сторону всего неудачного, как религии для страждущих, они признают правыми всех тех, которые страдают от жизни, как от болезни, и хотели бы достигнуть того, чтобы всякое иное понимание жизни считалось фальшивым и было невозможным. <>……религии являются главными причинами, удержавшими тип «человек» на более низшей ступени; они сохранили слишком многое из того, что должно было погибнуть.

Не будем же слишком низко ценить христианина; фальшивый до невинности, высоко поднимается над обезьяной; по отношению к христианину знаменитая теория происхождения – только учтивость.

В конечном счёте, это желание, а не желаемое, что мы любим.

Самым опасным врагом, которого ты можешь встретить, будешь всегда ты сам.

Случайная прогулка по сумасшедшему убежищу показывает, что вера ничего не доказывает.

Невидимые связи – самые прочные.

Прежде хула на Бога была величайшей хулой; но Бог умер, и вместе с ним умерли и эти хулители.

«Счастье придумано нами», – говорят последние люди, и моргают.

Неслышными взмахами крыл веют из будущего ветры.

Мы – наследники совершавшихся в течение двух тысячелетий вивисекции совести и самораспятия.

Французы были только обезьянами и актёрами этих идей, вместе с тем, их лучшими солдатами и, к сожалению, одновременно их первой и самой значительной жертвой…

Кто этот человек, дерзающий в одиночку отрицать греческую сущность, которая в лице Гомера, Пиндара и Эсхила, Фидия, Перикла, Пифии и Диониса неизменно вызывает в нас чувства изумления и преклонения, как глубочайшая бездна и недостижимая вершина?

Любовь слепа. Дружба закрывает ей глаза.

Виндельбанд Вильгельм 1848–1915

Немецкий философ-идеалист, глава баденской школы неокантианства.

Виндельбанд предложил интересную идею о том, что существуют два разных типа науки. Он назвал их «номотетическими» и «идиографическими».

Номотетические науки, по его мнению, это такие науки, как физика или химия, которые ищут общие законы и правила. Они стремятся найти законы, которые работают везде и всегда.