46 интервью с Пелевиным. 46 интервью с писателем, который никогда не дает интервью

— А что такое литературные круги? Если считать, что это сообщество людей, которые пишут книги, то я вполне могу себя к ним причислить. А если считать, что это публика, которая закусывает на перманентной презентации смутного пятна неизвестно чего, то не понятно, почему эти круги — литературные. Я, разумеется, ничего против них не имею. Просто все эти люди собираются на своих презентациях не от хорошей жизни, а у меня есть возможность туда не ходить, которую я заслужил упорным трудом. И эта дорога открыта перед каждым. Теперь насчет критиков. То, что со стороны выглядит как перебранка между критиком и писателем, есть на самом деле форма симбиоза. Это вовсе не сведение счетов. Это игра, веселая и совершенно беззлобная — во всяком случае, с моей стороны. То, что вы называете «разборкой», в толстых журналах называют «литературным процессом», и каждый русский писатель должен внести в него свой посильный вклад. Вот и я вношу. Другое дело, когда один писатель начинает говорить гадости про другого. Или критик начинает выполнять функции вертухая. Это уже печально — хотя с юмором можно относиться и к этому. Все это как морской бой на уроке. Послушать, так линкоры тонут. А речь на самом деле о крестиках на бумаге, и по-любому — скоро звонок. Что касается разборок с издательствами, то это выдумки досужих журналистов.

— До «Национального бестселлера» «ДПП» была номинирована на премии им. Андрея Белого и им. Аполлона Григорьева. Участие в литературных конкурсах для вас что-то значит?

— Да. Оно значит для меня участие и литературных конкурсах.

— Некоторые из номинантов, например Макс Фрай, сознательно отказались от участия в «Национальном бестселлере» под тем предлогом, что обычно «Нацбест» пытается «вывести в люди» автора не слишком известного, а им уже поздно «просыпаться знаменитыми». Что вы с этой точки зрения можете сказать о своей победе?

— Мне кажется, я выполнил все главные условия премии. На следующий день я проснулся знаменитым, пятьдесят тысяч тиража проданы это как раз случай, когда к организаторам претензий быть не должно. В любой литературной премии есть два аспекта. Есть то, чего добиваются устроители, у которых своя программа и свои цели. И есть хорошие человеческие чувства, которые вкладывают в свой выбор члены жюри и номинаторы. К первому можно относиться по-разному. Но второе, мне кажется, следует уважать. Я очень благодарен тем, кто отдал за меня свой голос, и мне хочется выразить им свою признательность. Заодно я хотел бы поблагодарить жюри премии Аполлона Григорьева. А «Нацбест» — это уникальная премия в том смысле, что она демократична и максимально объективна, практически не зависит от воли устроителей, и получить ее, конечно, очень лестно.

— Согласно уставу премии «Национальный бестселлер» победитель становится членом Малого жюри в следующем году. Вы будете в этом участвовать?

— Если смогу, конечно.

— Известно, что в начале следующего года начнутся съемки фильма по роману «Generation П». Вы принимали участие в подготовке к работе над ним (отборе актеров и проч.)? Будете ли наблюдать за съемками?

— Нет, я не принимаю в этом участия. Я мало понимаю в кино.

— Почему вы передали работу над сценарием Виктору Гинзбургу и Виктору Шендеровичу, а не стали писать его сами?

— Один Виктор уже сделал свое дело, написав книжку. Очень интересно, что получится теперь у двух других Викторов.

— Сейчас вы пишете новый роман, можете немного о нем рассказать?

— Как говорил Беня Крик, я избегаю говорить «гоп», пока ограбление не закончено.

Источник — http://www.izvestia.ru/culture/article146736

Виктор Пелевин: «Несколько раз мне мерещилось, будто я стучу по клавишам лисьими лапами»

16 ноября 2004. Наталья Кочеткова, «Известия»

Виктор Пелевин, только что выпустивший новый роман «Священная книга оборотня», перед презентацией книги оговорил в пресс-релизе, почему он не дает интервью: «Все, что я хотел сказать журналистам, я сказал… в этой книге». И только корреспонденту «Известий» Наталье Кочетковой Виктор Пелевин дал интервью.

Известия: Книга написана от лица женщины — точнее, лисицы. Кажется, до этого пол рассказчика в ваших романах был мужским. Сложно было перестроиться?