474120

Исходной точкой этой истории был характер моего бедного отца. Никогда еще не было человека лучше и прекраснее его, но и никогда не было, по-моему, более несчастливого человека – несчастливого в своих делах, в своих развлечениях, в выборе места жительства и – нечего делать, надо и об этом сказать, – в своем сыне. Свою карьеру он начал землемером, но вскоре стал землевладельцем, затем часто увлекался всевозможными спекуляциями и имел репутацию красивейшего мужчины в целом штате Маскегон^[3]. Люди говорили о нем: «Додд – умная голова», но я, говоря по чести, никогда не верил в его особые способности. Ему, без сомнения, долго везло: усердие же никогда ему не изменяло. Он вел свою повседневную борьбу за приобретение денег с неизменной честностью, словно какой-то мученик. Он рано вставал, наскоро закусывал, возвращался домой весь усталый и измотанный, даже в случае удачи. Он отказывал себе во всяких развлечениях, и, казалось, его натура была чужда им, что временами даже поражало меня. Он вкладывал всю свою удивительную добросовестность и бескорыстие в такие дела и предприятия, которые по своей сути мало чем отличались от грабежа на большой дороге.

Временами я все это видел и понимал, но не говорил ему из боязни разочаровать и огорчить; к тому же сам решительно ничем, кроме искусства, не интересовался и не буду никогда интересоваться. Я того мнения, что главная цель человека – подарить миру какое-нибудь произведение высшей красоты, самому понимать и чувствовать во всем эту вечную красоту и при этом по возможности жить припеваючи. Об этом последнем я, конечно, не упоминал никогда при отце, но, вероятно, он угадал мою сокровенную мысль, которую я одну только и осуществил в своей жизни, – так как постоянно называл мое призвание и мою любовь к искусству «самоублажением», а не делом и не честным трудом.

– Ну а что такое ваша жизнь?! – воскликнул я однажды. – Вы выбиваетесь из сил и отравляете себе каждую минуту, стараясь заработать от других людей деньги, нажить на чем можно. Разве это завидная доля?

Он только горестно вздохнул, что вообще делал часто, и печально покачал головой.

– Ах, Лауден, Лауден, – сказал он, – вы, молодые люди, всегда воображаете себя умнее и смышленее нас, но поверь мне: как ни вертись, что ни придумывай, а человеку в этом мире ничто даром не дается, и потому он постоянно должен работать, чтобы заработать что-нибудь. Он должен быть или честным человеком, или вором, но и так, и этак надо работать!

Толковать или спорить с отцом было совершенно бесполезно, тем более что всякий раз после таких разговоров я испытывал угрызения совести. Я иногда горячился, а он был неизменно кроток и мягок; кроме того, я отстаивал только свою свободу действий, отстаивал то, что мне нравилось; он же стоял только за то, что, по его мнению, было моим благом, моим счастьем в будущем. Несмотря ни на что, он никогда не отчаивался во мне.

– В тебе хорошие задатки, Лауден, кроме того, кровь всегда сказывается. И верно, что из тебя выйдет хороший и честный человек, но мне больно, что ты иногда говоришь такие неразумные вещи, такие глупости! – И при этом он любовно трепал меня по плечу с чисто материнскою лаской, что было как-то особенно трогательно со стороны такого сильного, рослого красавца, каким был мой отец.

Как только я успел получить общее образование, отец тотчас же заставил меня поступить в Маскегонскую Коммерческую Академию. Вы иностранец, и вам трудно будет понять реальность такого учебного заведения. Но уверяю вас, что я говорю вполне серьезно. Такое учебное заведение действительно существовало, быть может, оно и теперь еще существует. Наш штат очень гордился этой академией как чем-то совершенно исключительным, чем-то совершенно во вкусе девятнадцатого века, и я уверен, что отец, сажая меня в вагон, был искренне убежден, что, отправляя меня в это учебное заведение, он ставит меня на прямую дорогу по меньшей мере в президенты.

– Лауден, – говорил он мне, – я предоставляю тебе теперь такой случай, какого не мог бы доставить своему сыну сам Юлий Цезарь, – случай ознакомиться с жизнью, такою, как она есть на самом деле, ранее, чем тебе придется в действительности вступить в эту жизнь. Эта школа может служить превосходною подготовкой к дальнейшей твоей деятельности в жизни. Избегай необдуманных спекуляций, старайся держать себя и вести себя как настоящий джентльмен и, если хочешь принять мой совет, придерживайся надежных, солидных железнодорожных предприятий. Хлебные операции очень заманчивы, я не спорю, но вместе с тем и очень рискованны. Но ты, конечно, можешь смотреть на дело несколько иначе; главное, веди аккуратно свои книги и никогда не рискуй верным, чтобы приобрести нечто умозрительное. Ну а теперь обними меня, мой мальчик, и помни, что ты – единственный мой птенец и что отец твой всегда с напряженным вниманием будет следить за каждым твоим шагом на пути твоей новой карьеры!