474859

Этого я никогда не слыхала, не знала – и плакала.

И в воздухе кротком я жаловалась,

Ибо я увядаю

И ложусь на холодное лоно твое,

Свой блестящий удел покидаю».

«Царица Долины, – ответила ей Праматерь Земля, —

Я слышала вздохи твои,

И все твои жалобы

Над моей кровлей пролетали,

Но я позвала их вниз.

Хочешь ли ты, о, царица, войти в мой дом?

Дано тебе в дом мой войти и вновь возвратиться;

Не бойся же здесь ничего,

Да вступишь сюда, о, девственная».

4

Страшный Привратник вечных врат

Поднял северный засов;

Тэль вошла и увидела тайны страны неведомой.

Она увидала постели мертвых и те места,

Где волокнистый корень каждого сердца

Глубоко на земле отпечатывает

Изгибы свои ненасытные;

Увидала страну печали и слез,

Где никогда не бывало улыбки.

Блуждала она в крае туч,

В стране, где долины темные,

Слушала вопли и жалобы,

Вдруг останавливалась,

Плакала возле росистых могил.

Она стояла в молчании,

Вникала она в голоса глубин,

Меж могил пришла к своей собственной,

Там села она и услышала

Голос скорби, примчавшийся,

Как вздох, из пустой и глубокой ямы.

«Почему слух не может закрыться

Для собственной гибели?

Или блистающий глаз —

Для отравы улыбки?

Почему наполнены веки стрелами,

Остриями, готовыми тотчас убить?

Там тысяча смерть приносящих воителей

В засаде лежит, —

Или глаз даров, глаз щедрот, устремляющий

Дождь плодов и чеканного золота.

Зачем заклеймен наш язык

Медом от каждого ветра?

Зачем слух, этот водоворот,

Свирепо в себя вбирающий сеть мирозданий?

Зачем ноздри, широко вдыхающие ужас,

Дрожащие, ноздри испуганные?

Зачем узда щекочущая

На пламенном юноше?

Зачем низкая эта завеса —

Тело на ложе наших желаний?»

Тэль вскочила и с криком назад побежала,

Беспрепятственно,

Пока не достигла знакомых Гарских долин.

Вальтер Скотт (1771–1832)

Ночь покойна была, но заснуть не дала.

Он вздыхал, он с собой говорил:

«Не пробудится он; не подымется он;

Мертвецы не встают из могил».

В. Скотт

Клятва Мойны. (Шотландская баллада)

Перевод К. Павловой

Вот клятва Мойны молодой:

«Не буду графу я женой!

Хотя б от всех людских племен

Остались в мире я да он,

Хотя б он мне в награду дал

Алмазы, жемчуг и коралл,

Хотя б владел он всей страной,

Не буду графу я женой!»

– «Обеты дев, – сказал старик, —

Все вмиг даны, забыты вмиг;

Обвив крутые высоты,

Алеют вереска цветы,

И скоро ветр с утеса прочь

Их унесет в осенню ночь;

Но Мойна, прежде ночи той,

Уж может графу быть женой».

– «Пусть лебедь, – Мойна говорит, —

В гнездо орлиное взлетит,

Назад пойдут потоки гор,

Пусть упадет утес Бенмор

И битвы в час наш грозный клан

Пусть побежит от англичан, —

Но я не изменюсь душой:

Не буду графу я женой!»

Еще доселе в тростнике

Гнездится лебедь на реке,

Бенмор огромный не падет,

Крутой поток бежит вперед,

Клан все слывет, каким он слыл,

И пред врагом он не дал тыл, —

Но Мойна любит всей душой,

И Мойну граф зовет женой.

Дева Озера (фрагмент)

Перевод А. Пушкина

Шумит кустарник… На утес

Олень веселый выбегает,

Пугливо он подножный лес

С вершины острой озирает,

Глядит на светлые луга,

Глядит на синий свод небесный

И на днепровские брега,

Венчанны чащею древесной.

Недвижим, строен он стоит

И чутким ухом шевелит…

Но дрогнул он – незапный звук

Его коснулся – боязливо

Он шею вытянул и вдруг

С вершины прянул…

Замок Смальгольм, или Иванов вечер

Перевод В. Жуковского

До рассвета поднявшись, коня оседлал

Знаменитый Смальгольмский барон;

И без отдыха гнал, меж утесов и скал,

Он коня, торопясь в Бротерстон.

Не с могучим Боклю совокупно спешил

На военное дело барон;

Не в кровавом бою переведаться мнил

За Шотландию с Англией он;

Но в железной броне он сидит на коне;

Наточил он свой меч боевой;

И покрыт он щитом; и топор за седлом

Укреплен двадцатифунтовой.

Через три дни домой возвратился барон,

Отуманен и бледен лицом;

Через силу и конь, опенен, запылен,

Под тяжелым ступал седоком.

Анкрамморския битвы барон не видал,

Где потоками кровь их лилась,

Где на Эверса грозно Боклю напирал,

Где за родину бился Дуглас;

Но железный шелом был иссечен на нем,

Был изрублен и панцирь и щит,

Был недавнею кровью топор за седлом,

Но не английской кровью покрыт.

Соскочив у часовни с коня за стеной,

Притаяся в кустах, он стоял;

И три раза он свистнул – и паж молодой

На условленный свист прибежал.

«Подойди, мой малютка, мой паж молодой,

И присядь на колена мои;

Ты младенец, но ты откровенен душой,

И слова непритворны твои.

Я в отлучке был три дни, мой паж молодой;

Мне теперь ты всю правду скажи:

Что заметил? Что было с твоей госпожой?

И кто был у твоей госпожи?»

«Госпожа по ночам к отдаленным скалам,

Где маяк, приходила тайком

(Ведь огни по горам зажжены, чтоб врагам

Не прокрасться во мраке ночном).

И на первую ночь непогода была,

И без умолку филин кричал;

И она в непогоду ночную пошла

На вершину пустынную скал.

Тихомолком подкрался я к ней в темноте;

И сидела одна – я узрел;

Не стоял часовой на пустой высоте;

Одиноко маяк пламенел.

На другую же ночь – я за ней по следам

На вершину опять побежал, —

О творец, у огня одинокого там

Мне неведомый рыцарь стоял.