5/4 накануне тишины

Самохвалов сел на кушетку, бросив ногу на ногу, и теперь посматривал на Цахилганова,

удобно откинувшись к стене.

— Санёк! Ты свихнулся?

— Разумеется! — весело согласился Самохвалов, поигрывая пальцами. — В ненормальном обществе быть нормальным — не нормально. А что?

— …Моего Чака нет на свете уже одиннадцать лет!!! Он сдох давно, — недовольно толковал Цахилганов. — Я его сам на бульваре Коммунизма зарыл. Под топольком.

— Дурак. Я про фирму. Про твою капиталистическую фирму «Чак».

Она-то ещё не погребена? Не зарыта — в бульвар Коммунизма?

449

— …Фирма? — приходил в себя Цахилганов без особого удовольствия. — Фирма делится на дочерние. Чего ей сделается?.. Индустрия разврата пашет, как бешеная. Клиентура прибывает. Молодёжь хватает товар на лету.

— И к нам в морг она прибывает. Клиентура твоя. Прямиком. С развинченной психикой… Нынче к вечеру такую красотку привезли! Новенькая — я те дам… Венера Милосская по сравнению с ней — так: инвалидка безрукая. Фуфло голое. Плоскодонка. А эта… Глаз не оторвать, какая покойница! Волосы — смоль, водопадом до… Молоденькая. Веночки себе порезала. Но аккуратно покромсала. — Самохвалов всё теребил тесёмку на запястье. — Кожа белейшая: очищенный кальций! Вот увидишь. Покажу, так и быть… Да ты не дрейфь! И мы там лежать будем, со дня на день, на тех же самых оцинкованных столах! Может, ещё и раньше тех, кто нынче при смерти… Оно же — как? Сейчас жив, а через минуту — каюк… А покойники, они безобидные. Никому не грубят. Покладистые ребята. Главное, молчат всё время! И ничего от тебя не требуют… Нет, что ни говори, а самые совершенные люди — покойники,

они избавились от своих недостатков, от всех вредных привычек, разом,

идём к ним!..Я бы лично женился только на покойнице, если бы такое было возможно. Ибо покойница близка к идеалу жены даже больше, чем глухонемая!

— Да ну тебя. Киник, — передёрнулся Цахилганов. — Не пойду я никуда. Оставьте вы все меня в покое,

я думу не додумал!

— А где же покой, как не в морге? Тебе, значит, как раз туда… Там завершается любая дума, друг мой!

Именно — там, тара-рам, тара-рам…

450

Сашка потешался над Цахилгановым,

не обращая на Любовь ни малейшего внимания:

— Какой-то ты трепетный стал! Не узнать. Гляди, как тебя всего… мурзит. Откуда-то появилось здоровое, банальное отвращенье к смерти.

— Наверно, восстановилось, — брюзжал Цахилганов. — А ты… постарел, Санёк! Совсем седой стал… Чего зубы-то не вставишь? Жених вечный. Одни пеньки торчат, да зуб передний, как жердь, выпирает.

Сашка тут же припал к настенному зеркалу.

— Что стоишь, качаясь?.. — пел он, так и сяк раскрывая рот и трогая зуб с осторожностью. — Да, как бы и этот не потерять… Слушай! Они там, у кастелянши, вечно выдают мне самые старинные халаты, — жаловался он, изучая себя. — Им нравится наряжать меня, как опереточного дурачка. Не уважают! Бантов навязали… А, ладно: мне всё до лампочки, вообще-то,

— хоть — бы — хрен — рубаха — нова — и — порвата — хоть — бы — хрен — хоть — бы — хрен — девчонки — любят — и — не — любят — хоть — бы — хрен!

Сашка сплясал чуток перед зеркалом и крепко притопнул ногой:

— Ну как, идёшь на выпивон?

— …Нет.

— Ну и дурак.

451

Цахилганов морщился. Легкомыслие Самохвалова его задевало; оно казалось и неуместным, и… неуважительным будто.

— Тебе, Саня, просто необходимо в стоматологию, — вздохнул он.

— Зачем?! — удивлялся прозектор, возвращаясь на кушетку. — Я ведь почти не шепелявлю, верно?.. Ну, была уже у меня, была великолепная челюсть! Была — дорогущая!.. Только природные зубы мои, они же слегка вперёд выдавались, помнишь? — А мне челюсть покрасивше соорудили; отвесную. Мучился я с ней недели две! Язык во рту не умещался,

прикушенный кончик наружу высовывался всё время, будто у кошки, при вскрытиях за себя даже неудобно было,

к тому же — десна, как пятка, натиралась… В общем, шёл я как-то поутру из хлебного магазина, шёл, шёл… И так мне собственый язык прикусывать надоело, что выдернул я её, эту изумительно дорогую челюсть! И в крапиву забросил. С досады. Где-то там, под забором, второй уж год валяется, если только кто-то не подобрали и не надел, конечно, для форса… Отличного качества челюсть была! Но я… в таком невзыскательном обществе каждый день нахожусь, что мой вид там никого не волнует! Даже дебила санитара…Ох, Цахилганов, хоть ты-то, ты —

вертопрах — кутила — махровый — аморал —

не учи меня серьёзному отношению к жизни…

Не всё ль равно, каким подыхать — хорошим иль скверным? При полном параде — иль полным дерьмом?

Гниют все одинаково…

452

Помолчав, Цахилганов возразил без особой охоты:

— Но ведь нетленные есть…