и вот исчезнет он,
но не исчезнет тогда
Оно останется там, в мире,
Он растерялся — от огромного количества пультов, находящихся справа. Однако над одним из них было иное — слабое, жёлто-зелёное — свеченье. И хронометр ритмично постукивал под самой последней кнопкой, у стены. Мысленный взгляд его остановился на ней — и послушно поползла вверх огромная металлическая штора.
Открылся щит с табло. Оно было усеяно крошечными лампочками, вспыхнувшими в определённой последовательности.
Взревела иная сирена — низкая, гудящая. Упала боковая металлическая штора, открыв огромный экран, состоящий из двенадцати секторов. Он скоро понял, что на каждом из них изображена карта Земли в разрезе, с едва заметными изменениями в очертаниях тектонических пластов, с глубинными нефтяными морями и полыми природными резервуарами газового конденсата. Эти карты были будто сотканы из мельчайших разноцветных ламп накаливания, остававшихся не включёнными.
Что делать дальше, он не знал.
…Экран повторял и повторял мужским усталым голосом из прошлого,
он говорил из давних, страшных десятилетий сталинизма,
— Но как?! Что я должен делать теперь?!! Не понимаю. Магнитные мощнейшие вспышки на Солнце, они сейчас долбят так, что сдохнуть можно! — …Пусть подскажет мне кто-нибудь! — кричал он ломким от отчаянья голосом. — Про дальнейшее мне никто ничего не объяснил! Внешний?.. Но Внешнего меня больше нет: я и он — теперь одно, мне не у кого спросить… Отец?! Дула!.. Никого…
Пространство, наэлекризованное уже до предела, не откликалось больше.
— Не знаю, что делать ещё… Не дано мне! Не суждено –
— …Последнее предупреждение, — вещал усталый, бесполезный голос великого, мрачного прошлого. — Завершите…
Однако уже происходило нечто непредвиденное. От порога стеклянного куба шагал исполинский старик-шахтёр с горящей лампой на каске –
неуклонно,
уверенно,
неотвратимо
он двигался к стене.
И встал, наконец, рядом со старым гербом СССР.
Сиянье шахтёрской лампы усилилось до невероятного белого свеченья. Шахтёр, стоящий рядом с гербом, медленно поднял руку. И нажал белую кнопку у основанья колосьев.
Раздался — сквозь блеск, ослепивший Цахилганова на мгновенье — непонятный грохот. И включились новые гирлянды лампочек на одном из двенадцати экранов, прочерчивая световые траектории по срезу земного шара.
Разноцветные зажигающиеся дорожки побежали, прихотливо изгибаясь, меж пластами материков.
Они мигали в местах природных горючих запасов,
сходили под дно океанов и морей,
в зоны концентрации гравитационных и тектонических напряжений,
и взмывали снова,
Энергия упругого сжатия пород высвобождалась для точно рассчитанного выброса.
Вибрации чудовищной силы сотрясли пол.
И пошли вниз,
внутрь земного шара.
В Карагане этим ранним утром случилось небольшое землетрясенье. От лёгкой встряски раскачивались люстры в домах, разрушилось несколько ветхих сараев в Копай-городе и вышли на время из строя электронные приборы.
Ещё просел большой участок степи между Караганом и Раздолинкой. В самой же Раздолинке ушла почва из-под каменного крепчайшего советского карцера –
а со дна провала выбился слабый родник — явление, в степи небывалое;
Уже через полчаса радиостанции мира передавали тревожными голосами сообщение о невиданном землетрясении и цунами, поглотившем часть материка с самым высоким, с самым передовым уровнем цивилизации. Будто по общей договорённости, все радионовости начинались с одинаковых возбуждённых слов:
«Новая Атлантида!..»
В качестве музыкальной краткой отбивки к этой информации включалось срочно, впопыхах, всё, что имело отношение к исчезнувшей культуре. Чаще всего прочего попадалось под руки звукооператоров и разносилось по всему земному шару — «Susanna, don’t you cry…»
Последние невероятные события ещё ничего не успели изменить в Карагане. И на утреннем перроне всё так же попрошайничали усталые, невыспавшиеся дети — кормильцы семей, живущих в ближних полуразрушенных городах при закрытых шахтах,