— Да как вы там водите? Ха! Водилы! — Василич чуть не сплёвывает на пол от презренья. — С автоуправлением вы рулите!.. Ну, хорошо. Сломалась, допустим, у вас машина в степи. За триста километров от Карагана. Наш водитель её починит. И все поедут дальше. А вы? Сами вы её — исправите? На морозе?
— Мы вызовем автосервис!
— Автосервис! Да!
Смеётся Цахилганов, поигрывает снятыми перчатками — меховыми, лёгкими. А Василичу не до смеха.
— Ну, мать честная, — откидывается он к спинке стула. — Как дети… Какой сервис?! Откуда вы его вызовете? Из города что ли? Триста километров — это вам шутки?!.. Даже если он к вам выедет в пургу, автосервис, вы окочуритесь до тех пор на морозе. Ждать долго!..Ну, не понимают ни рожна.
Крупно сморгнув, переводчик сообщает ещё радостней, уверенней, твёрже:
— А сами оставим сломанную машину для автосервиса! Мы пересядем в другую машину и уедем!
— Слышь, — Василич кивает Цахилганову. — Машину они без пригляда оставят! В голой степи.
И кричит индусам, как глухим:
— Не увидите вы больше своей машины! Никогда! Разве что задний мост уцелеет.
— Но почему? — разноголосо галдят индусы. — Почему?
— А так. Или для дела, или для смеха! Из озорства могут. У вас же машин много… Криминальное прошлое у нас! — Василич, для пущего красноречия, обхватывает поочерёдно свои запястья пальцами, будто наручниками. — Семь зон Карагана — не баран чихнул: понимать надо! Ссыльные здесь места, лагерные! Тут, кто сам не сидел, так отец его сидел. Или племянник сидит, а зять — под суд собирается… Ну, столько они, Константиныч, мне каждый день ежей под шапку запускают!
— Еж-жей? Кто? Для чего? — под шапку?.. Вы не верите в нашу возможность работать здесь эффективно?! Почему? У нас всё просчитано, до стоимости скрепок. Наша работа должна быть прибыльной максимально.
— Э-э-э, — трёт виски Василич. — Сколько вас, иноземных, при царе в Россию стремилось? Заводы какие-то строили. И где эти иноземцы? Кто из них здесь уцелел? Дурьи бошки… Сидят, как французы после Москвы. Ох, будут они тут, у нас, конское мясо есть! Чую, скоро будут…
Василич кидается к Цахилганову и едва не плачет:
— Ты зачем свои акции этим джунглям продал? Как нам с ними ладить-то теперь?.. Ну объясни ты им по-английски: пускай по-нашему с месяц поработают, с шоферами! Потом сами поймут, что именно так и надо. Они же без кормильцев семей пятьдесят сейчас же оставить готовы, и им — не стыдно… Нет, люди они, конечно, хорошие, но — не для этих мест. У нас…
ты лучше плох будь, но — добр!
А у них наоборот…
хорош, да недобр.
Перед компьютерами сидят и в компьютеры свои верят — удивляется Василич. — А в них же… в компьютеры совесть-то не заложена! Нет, как жить думают?.. Без совести на наших просторах — нельзя: все тут передохнут. Озоруй, воруй — но по совести: слабого жалей, бедного не трогай… И этого не поймут никогда, почемучки. Жалко их, Константиныч! До слёз. Маленькие они, неопытные, всё что-то прыгают, прыгают, скачут… Гляди: одел я их, как людей, а они рабочие места сокращают… Мне своих, безработных, жалко: детей чем народу кормить, скажи?
— Так-то оно — так, — смеётся Цахилганов. — Но… Посмотрим! Кто с кем и как расчитается.
Но… подрастающие за компьютерами мальчики России уже выводят смертельные для иноземных расчётов вирусы,
которые пожрут у чужаков любые базы данных!
Компьютерная война грядёт.
И пришельцам здесь не тягаться
с народным нашим сопротивлением
на жидких кристаллах…
— Пободайся с ними сам, Василич, — добродушно смеётся Цахилганов. — Может, что и выйдет. Похмеляться с утра ты их уже научил? Научил. С утра к пивному ларьку из гостиницы тянутся, как и положено. И в очереди терпеливо стоят. Глядишь, кое с чем и свыкнутся… Моё дело теперь — сторона. Хозяева у тебя новые — заморские. А для меня… Всё, что сложно, того не существует! Осталось только документы оформить. Дела, Василич!
Он быстро подписывает одну бумагу за другой,
отогревая свою дорогую ручку дыханьем,
под приближающиеся звуки
неведомых барабанов,
дудок,
колокольцев…
— Культурный обмен! — радостно объявляет закутанный переводчик. — Они прилетели из Дели! Это наши артисты!.. Искусство! Наше искусство уже здесь!
И вот в кабинет, подёргивая голыми сизыми животами, свивая и развивая посиневшие руки,