Таким образом, все парадоксы, связанные с французскими партиями, объясняются принципиальными трудностями политического представительства: оно порождает механизмы узурпирования и подмены общественного мнения и организует политику как мизансцену, главная сложность которой, вероятно, - в одновременном обеспечении «изономии» (равенство всех перед законом) и «изологии» (свобода высказывания для всех).
Даже несмотря на недемократичный, элитарный характер, уставные привилегии, демагогичность, порождающую пустословов от бюрократии, политические партии все же являются одним из институтов, позволяющих и стремящихся, хотя до сих пор безуспешно, заменить отношения с позиции силы обсуждением, общественными отношениями, закрепленными словом, и построить общность, основанную не на противопоставлении друзья - враги, которое в глазах вольных или невольных ленинистов является сущностью политики.
В свете роли политических партий, театральные, даже фарсовые параметры которой становятся все заметнее в политической системе современной Франции, особенно странными кажутся положение Конституция СССР 1977 года. Она прямо признает за КПСС центральное место (Конституция 1936 года едва его обозначила) в статье 6, часть I: «Руководящей и направляющей силой советского общества, ядром его политической системы, государственных и общественных организаций является Коммунистическая партия Советского Союза». КПСС есть изначальная власть, абсолютная законность которой опирается на науку, позволяющую партии руководить «великой созидательной деятельностью советского народа». С этим демиургом нельзя ни спорить, ни конкурировать. Следовательно, отнюдь не численность и не тот факт, что партия распределяет привилегии, составляют ее специфику, а ее претензии на монополию истины, отрицание не столько политического плюрализма, сколько самой возможности разделения общества. Единственная, крепко сплоченная и стремящаяся объединить общество партия - таков план, лежащий в основе ленинской концепции революционной партии. От разрешения кризиса, поразившего эту модель, зависит в определенной мере будущее политических партий, поскольку оспаривание однопартийности именно там, где она возникла, может привести к тому, что система, ведущая к различного рода диктатурам, будет поставлена под сомнение.
Октябрьская революция незамедлительно отозвалась эхом во всем мире. Но большевизм оставался явлением уникальным. Вне России ничего подобного не существовало. Поэтому в Западной Европе формирование коммунистических партий происходило за счет левых социалистов, пацифистов, анархистов и даже франкмасонов. Вступление ряда партий в III Интернационал оказалось недолговечным. Первый генеральный секретарь Французской коммунистической партии Фроссар был социалистом, придерживающимся парламентских традиций, тогда как его итальянский коллега - Бодрига - вел решительную борьбу против участия в выборах. Ни тот, ни другой долго на своих постах не продержались. Ленин, Троцкий и Зиновьев с особым вниманием следили за образованием Коммунистического Интернационала и пытались отобрать среди вновь вступающих партий те, которые были более расположены понять и проводить в жизнь их политику. Но они были очень заняты своими делами, и вскоре внутренняя борьба в КПСС определила состав руководящих органов многих других партий.
В результате во главе этих партий попеременно находились то выдвиженцы Зиновьева, то Бухарина и, наконец, Сталина. Крутые повороты в судьбе Интернационала были тесно связаны с изменениями во внутреннем положении Советского Союза. Поиски единства действий с социалистическими партиями совпадают по времени с успехами новой экономической политики, разоблачение «социал-фашизма» и речь о «третьем периоде» - с трудностями первого пятилетнего плана и коллективизации сельского хозяйства.
В этих условиях нет ничего удивительного в том, что, не имея возможности занять действительно национальные позиции, западные коммунистические партии на протяжении 20-х и начала 30-х годов приходили в упадок. Причем это происходило не только в странах, где они были объектом репрессий, но и там, где у них была возможность участвовать в демократической жизни своих стран.
Положение радикально изменилось с приходом к власти Гитлера. В результате разгрома Германской коммунистической партии (сектантская политика которой содействовала победе нацистов), с одной стороны, и неспособности коммунистических партий Англии, Бельгии, Голландии, Швейцарии и Скандинавских стран преодолеть свое второразрядное положение - с другой стороны, центр тяжести коммунистического движения сместился к югу Европы. Сдвиг, происшедший в 1934 году, позволил французской и испанской партиям внести значительный вклад в создание антифашистских фронтов и заручиться, таким образом, поддержкой широких народных масс.