50 музыкальных шедевров. Популярная история классической музыки

Из этих слов видно, что градус ненависти к Зарастро у Царицы ночи переходит все мыслимые границы. Она готова уничтожить его даже ценой отречения от родной дочери.

Источник этой невероятной злобы станет понятным, если заглянуть в полный оригинальный текст разговорных диалогов, который уже давно принято сильно сокращать, в результате чего подлинные причины конфликта Зарастро и Царицы ночи остаются за кадром.

Вот что рассказывает Царица ночи дочери перед тем, как спеть свою знаменитую арию.

Ее покойный муж (отец Памины) когда-то владел золотым диском Солнца — главным символом власти, и могущество королевской четы было беспредельным. Умирая, он завещал жене и дочери все свое огромное царство, но символ власти над светом — золотой диск — внезапно оставил не супруге-царице, а Зарастро.

Объяснил он свое решение тем, что власть — не женского ума дело. Вот как это было в пересказе Царицы ночи:

«Женщина! — сказал он хмуро. — Солнечный диск предназначен для посвященных. Зарастро будет пользоваться им так же разумно, как и я раньше. И ни слова больше! Есть вещи, недоступные женщинам. Твой долг теперь — вверить себя и нашу дочь мудрому мужскому попечению».

Так Царица ночи утратила свое могущество.

«Любимое дитя! — говорит она Памине. — Твоя мать больше не может тебя защитить. Моя власть ушла в могилу вместе с твоим отцом».

Дальше в этом диалоге, предшествующем арии, Царица ночи с изумлением узнает от Памины, что Тамино, отправленный ею на поиски дочери, оказывается, вообще не собирается ее возвращать матери. Более того, он уже и сам перешел на сторону Зарастро и готовится к посвящению.

Но самый болезненный удар она получает от родной дочери, которая вдруг начинает хвалить своего похитителя и при этом ссылается на мнение отца:

«Ведь и мой отец был связан с этими мудрыми мужами: он всегда говорил о них с восторгом, хвалил их доброту, их ум, их добродетель. И сам Зарастро — воплощение всех этих добродетелей…»

Естественно, что Царица ночи взрывается яростью:

«Что я слышу! Ты, моя дочь, находишь причины, чтобы защищать этих варваров? Ты любишь человека, который служит моему смертельному врагу, готовому уничтожить меня в любой момент?»

Это последняя капля в чаше ее ненависти к Зарастро, который восстановил против нее мужа, лишил могущества, объявил ее саму исчадием женского зла, суеверий и предрассудков, а потом еще забрал себе мозг, душу и тело любимой дочери! Не говоря уже о ее женихе.

Именно в этот момент Царица ночи и достает свой кинжал, требуя от Памины убить Зарастро. В ее душе кипит обида, унижение и безумное желание взять реванш любой ценой.

По тексту, сценической ситуации и по музыке — это типичная «ария мести», каких было очень много в итальянских операх XVII–XVIII веков. Месть — надежный двигатель сюжетной интриги.

Но «Волшебная флейта» — это сказка. И поет ее фантастический персонаж — волшебница с демоническим размахом эмоций. Поэтому Моцарт заряжает ее музыку энергией особой, сверхъестественной силы. Все здесь — каждая нота — бьется жаждой немедленного мщения и взрывается фейерверками ненависти.

Эти сверкающие искры и разящие молнии показаны в вокальных колоратурах запредельной сложности. Тут и быстрые пассажи гаммами, и извилистые плавные линии на одном дыхании, и очень трудные акробатические скачки в высочайшем регистре — практически, вокальной стратосфере.

Возможно, многим мало что скажет словосочетание «фа третьей октавы», которую исполнительница этой арии должна легко взять не один раз. Но любой вокалист и просто меломан знает, что это рекордная по высоте нота, которая тут еще берется особым образом, так, словно человеческий голос уже и не голос, а какой-то музыкальный инструмент, для которого нет предела в высоте и виртуозности — достаточно только нажать нужную клавишу.

Все эти чудеса высоких вокальных технологий доступны особой разновидности женских высоких голосов — колоратурному сопрано. Очарование такого голоса — в звонком верхнем регистре, легкости и подвижности. Но Царица ночи и тут ставит исполнительницам коварную подножку: именно в этой арии требуется не столько хрупкость и нежность, сколько большая сила и яркость звучания. Нежные соловьиные трели совсем не идут этой одержимой мрачными страстями волшебнице.