Майкл вопросительно поднял бровь, повернулся.
— У меня была подруга в Сорбонне, — сказал Джеймс. — Училась на кинокритика. Онорина.
Майкл пальцем катал лошадку по полу, слушал.
— Она постоянно болтала о своих знакомых — сплошь непонятые авангардные режиссеры, она была от них без ума. Заставить ее замолчать можно было, только вырубив битой по голове. Она ездила по фестивалям и привозила оттуда какие-то невообразимые картины, которые никто не мог смотреть, кроме нее. И писала по ним рецензии на пятьдесят страниц. Писала, читала вслух, она даже во сне разговаривала. Когда она приехала с Берлинале в 2010-м, она была в своем обычном экстазе. Сказала, что откопала там какого-то невероятного режиссера. Два дня говорила только о нем и о его фильме — какой он экспериментатор, какие смелые темы, как он работает с деконструкцией социальных шаблонов… Боже, я помню это до сих пор, — Джеймс усмехнулся.
Майкл молчал, нутром чуя какой-то подвох в этой истории.
— А еще она сказала, — продолжил Джеймс, — что режиссер нашел невероятную молодую звезду. Показала мне фото. И там был ты.
Джеймс смотрел на него, улыбаясь одновременно грустно и весело. Майкл смотрел в ответ.
— И что?.. — наконец спросил он. — При чем тут Берлинале?..
— Ты не помнишь?..
— Фестиваль?.. Смутно, — сказал Майкл. — 2010-й? Наверное, мой последний фильм у Даны.
— А Онорину? Помнишь?..
— Нет, — сказал Майкл.
— Она была с тобой в лимузине. Вы до утра катались по городу.
— Может быть, — неуверенно сказал Майкл.
— Ей было тогда двадцать два, — сказал Джеймс. — Мулатка, курчавые волосы, длинные ноги.
— Ну не двенадцать же, — с легкой настороженностью сказал Майкл.
— А Кевина? Помнишь?
— Кто такой Кевин?..
— Он был с вами в лимузине.
— Не помню.
— Там были еще две девчонки. Паркер и Джессика. Я до сих пор помню, как их зовут.
— Скажи, что там не было Винсента, — заискивающим тоном попросил Майкл.
Джеймс рассмеялся, негромко, будто смешно ему совсем не было.
— Она оказалась там случайно. Девчонки позвали ее. Паркер и Джессика. Сказали, ты будешь не против компании. Сказали, у тебя определенная репутация.
— У меня всегда была репутация, — сказал Майкл.
— Кевин, — сказал Джеймс. — Я бы понял, наверное. Все бы понял. Может быть. Но там был Кевин. И Онорина рассказывала, это было лучшее гей-порно, которое она когда-либо видела вживую. И я просто уехал к Винсенту. Я просто не мог…
Джеймс не договорил, поднял руки и бессильно уронил их. Майкл смущенно почесал нос.
— Ну, мы не договаривались, что будем хранить верность друг другу, — сказал он. — Я бы тебе ни слова не сказал, если бы ты тоже находил с кем развлечься.
— С кем развлечься? — вздохнул Джеймс. — Ты так ничего обо мне и не понял.
Он потер лицо руками, задержал ладони, закрыв рот. Посмотрел на Майкла поверх пальцев.
— А что? — спросил тот, чувствуя за собой неведомую вину. — Живые же люди.
— В список моих «развлечений» секс не входит.
— Да? А я помню, тебя неплохо так развлекало.
— С тобой, — сказал Джеймс. Майкл смотрел, не понимая, где тут противоречие. — С тобой, а не с десятью незнакомыми мне людьми. Я не осуждаю тебя, пойми. Просто я несовместим… с полигамностью. Поэтому я выбрал Винсента.
— Ясно, — сказал Майкл.
На душе было тошно, но как-то спокойно. Винить Джеймса во всех грехах больше не хотелось. Да и никого винить не хотелось. Может, все правильно сложилось. Так, как и надо.
Вот только было до удушья жаль того парня, который однажды в кафе чуть не облился слезами над салатом с курицей. Того парня, который был уверен, что счастье — в деньгах, а не в человеке напротив. Майкл теперь мог купить то кафе целиком, если бы захотел, но свои двадцать лет купить назад не мог ни за какие деньги.
Они просидели на чердаке до утра, раскапывая завалы старых вещей. Собрали коробку разной мелочи, которая могла бы пригодиться для антуража. Майкл шутил, что не зря взяли самолет — грузовое такси будет кстати. Джеймс посмеивался, отряхиваясь от пыли. Майкл все время залипал на его руках — хотелось взять, рассмотреть подробнее. Но держался.
Из бабушкиного дома они почти сбежали, опасаясь, что завтрак растянется до обеда.
Заглянули в книжный, чтобы выполнить обещание, и Джеймс подписал экземпляр «Баллингари», благодаря за гостеприимство. Завернули на блошиный рынок, потерялись сначала в книжном развале, потом среди старинных картин — среди них Майкл нашел подходящий портрет для матери Эрика, с первого взгляда узнал нужное лицо. Потом Джеймс задержался возле коробки с кольцами, зарылся в них, примеряя на пальцы разную ерунду. Майкл покрутился рядом, от нечего делать потрогал разноцветные бусы из кварца и оникса. Вдруг наткнулся на что-то угловатое, острое, и его будто ужалило в подушечки пальцев. Он вытянул, положил на ладонь розарий с потертым распятием. Сразу понял: оно. То, что искал, само пришло в руки.
Расплатился, намотал на запястье. Фантомный Эрик за его плечом удовлетворенно вздохнул.
Вернулся. Будто и не уходил никуда.
В середине дня, когда они, навестив Шеймуса, вернулись в аэропорт, неожиданно позвонила Сара.