52 Гц (СИ)

Но мне омерзительно, что я не нашел в себе силы сказать вам «нет» столько раз, сколько было нужно, чтобы вы услышали.

Я не могу сделать тебя счастливым. Мне жаль. Я не знаю, как выразить в этих словах все свое сожаление, я могу лишь повторять: мне жаль, очень жаль, горько жаль, мне безумно жаль. Ты заслуживаешь счастья. Ты заслуживаешь любви. Ты столько сделал для меня, стольким был для меня! Я полагался на тебя в стольких вещах!.

Но, полагаясь на тебя, я разучился быть самостоятельным.

Весь этот год меня сопровождала она ужасная мысль. Я панически боялся потерять тебя. Панически.

Потерять вас обоих.

И ради того, чтобы вы оба продолжали оставаться со мной, я делал то, что теперь вызывает у меня только стыд и раскаяние.

Я до сих пор боюсь остаться один. Это всегда было моим кошмаром — жизнь в одиночестве. Эта мысль и сейчас пугает меня настолько, что мне хочется разорвать это письмо, вернуться к вам, вцепиться в вас и просить вас никогда не оставлять меня. Умолять вас не отказываться от своего предложения, оставаться со мной, всегда, вечно.

Я не секунды не сомневаюсь в том, что вы меня любите.

Я всегда соглашался с тем, что другие решали для меня, за меня. Я всегда шел за чужими желаниями.

Мне стыдно это писать, но это правда — я всегда прилеплялся к тому, кто сильнее меня, и отдавал контроль в чужие руки. И больше всего на свете меня пугала мысль, что однажды мне придется что-то решать самому.

Если я останусь с вами сейчас, вам скоро некого будет любить. Меня не станет. Вы — два сильных, ярких, талантливых человека. Вы оба привыкли прогибать жизнь под себя. Каждый из вас владеет моим сердцем. Но если я буду с вами, никто не заметит, и вы, что ужаснее всего, тоже этого не заметите — как я тоже прогнусь под вашу волю. Чтобы не потерять никого из вас.

И меня не станет.

Это самое отчаянное решение в моей жизни, но мне кажется, оно единственно правильное. Я ухожу. Я не останусь ни с кем из вас. Я должен попробовать сам. Мне тридцать лет, а я никогда не пробовал жить один. Я был уверен, что я не справлюсь — ведь я слишком слаб, я не смогу, я не выживу в одиночестве, без опоры на того, кто сильнее.

Пришло время узнать, так ли это.

Майкл,

меня всегда восхищало в тебе, что ты делаешь только то, что по-настоящему хочешь делать и что считаешь правильным. Пожалуйста, никогда больше не изменяй себе. Смотреть, как ты ломаешь себя — мучительно.

С любовью,

Джеймс»

Глава 33

— Есть пульс, — услышал Майкл.

Рядом были голоса, неровный отрывистый писк — типично больничный, знакомый. Что-то яркое ударило ему в глаза, он поморщился, застонал, пытаясь закрыться. Свет исчез.

Все вокруг было мутным, расплывчатым, будто он смотрел сквозь натянутый на голову пакет. Он потянулся протереть глаза — руки были тяжелыми, он едва смог их поднять, до глаз даже не дотянулся.

Чувства возвращались, включаясь одно за другим. Потолок — белый, вокруг — светло. Он лежит, под спиной — твердо. В голове чугунная тяжесть. Руки, ноги — отзываются слабо, грудь — горит. На нее что-то давит, мешает вдохнуть. Рубашка распахнута, воздух касается кожи, печет, как свежий ожог.

Сгиб локтя остро кольнуло, его руку прижали, потом отпустили.

— Майкл, — над ним возникло нечеткое молодое лицо темноволосой девушки в униформе, с надписью AMBULANCE на нагрудном кармане. — Майкл, ты меня слышишь?..

Майкл слышал — через тяжелый гул в ушах. Хотел ответить, но понял, что губы тоже болят — и челюсть, вся, будто ее пытались выломать с двух сторон, и, кажется, преуспели. Держать глаза открытыми было по-странному тяжело. Что-то видеть, осознавать реальность — на это требовалась такая прорва сил, что Майкл закрыл глаза, возвращаясь в блаженную темноту.

На груди лежала бетонная плита — каждый вдох давался с трудом. Майкл потянулся было пощупать, где она там, сдвинуть ее — но наткнулся только на провода и две шершавые нашлепки. Его руки сразу же отвели, чтобы не пытался себя пощупать. Вокруг была типичная медицинская суета, как каждый раз, когда… Будто он…

Дыхание встало.