Вскоре Хедвиг задумала побег. Строя из себя нечто вроде ухоженного комнатного растения, она внимательно прислушивалась к конфиденциальным разговорам мужа с его гостями, среди которых были дипломаты, политики, генералы и Бенито Муссолини. Хедвиг собиралась использовать все, что ей удастся разузнать, против своего диктатора-мужа, если он запретит ей разорвать узы брака, но этого не потребовалось. В 1937 г., когда Мандль после скандала уехал в один из своих охотничьих домиков, его жена уехала в Лондон с двумя большими и двумя маленькими чемоданами, тремя кофрами и всеми драгоценностями, которые смогла увезти. (Деньги было сложно вывезти из страны.) По прибытии она добилась, чтобы ее представили главе MGM Studios Луису Майеру, руководителю компании с самой большой зарплатой в Соединенных Штатах. Они познакомились на немноголюдной вечеринке. С незажженной сигарой в руке он сделал ей выговор за «обнаженную сцену» в одной элитарной киноленте, заявив: «Мне не нравится, что подумают люди о девушке, расхаживающей по экрану с голым задом»[287]. Опять это «что подумают люди»! Майер предложил Хедвиг контракт с MGM на $125 в неделю, если она сумеет добраться до Калифорнии. Кислер отклонила предложение. Хотя она и снялась в непристойной сцене, но прекрасно знала себе цену – достаточно было увидеть, как Майер ее разглядывает, – и цена была гораздо выше предложенной.
Актриса, однако, понимала и то, что Майер – ее билет в Голливуд, поэтому, когда глава MGM с супругой отплыли на 300-метровом океанском лайнере в Соединенные Штаты, она и себе обеспечила местечко на борту. К тому моменту, когда корабль прибыл в Штаты, Майер пересмотрел свое предложение: пять сотен в неделю на семь лет, если она согласится на уроки английского и псевдоним. Ее новое имя, выбранное за игрой в настольный теннис посреди Атлантики, так и просилось на афиши. В двадцать два года Хедвиг Кислер сошла с корабля новоявленной Хеди Ламарр. Через семь месяцев она играла в первом своем голливудском фильме.
Ее карьера рванула вверх, но актриса скоро поняла, что в свободное время не получает особого удовольствия от Голливуда – слишком много контактов с «людьми, которые вечно дурачатся», говорила она. Хеди предпочитала проводить время в одиночестве, погружаясь в свои многочисленные интересы. Неугомонная и по-прежнему стремящаяся узнать, как устроен этот мир, Ламарр превратила гостиную в рабочий кабинет, где опробовала всевозможные идеи, переосмысливая все что угодно, от утилизации ткани до газировки. В последнем случае она уговорила честолюбивого промышленного магната Говарда Хьюза одолжить ей двух химиков для помощи в экспериментах по превращению бульонного кубика в пряную колу. Несколько лет спустя в интервью журналу
К 1940 г. тон газетных заголовков о Второй мировой войне стал очень тревожным. С разрывом всего в один месяц два британских океанских лайнера, перевозивших детей в безопасные воды, были торпедированы немецкими подводными лодками. Во второй атаке семьдесят семь детей были убиты людьми, говорившими на родном языке Ламарр. Она была потрясена и возмущена и преисполнилась желанием найти возможность помочь силам союзников. Возможно, рассуждала она, вся та информация, которую она собрала о немецкой военной технике, пригодится в обороне против Германии.
Ламарр была так серьезно настроена передать информацию официальным лицам своей новой родины, что какое-то время собиралась бросить актерство и поставить свои знания о поставках Мандля на службу Национального совета изобретателей – группы, созданной в годы Второй мировой войны в качестве своего рода центра распространения и изучения идей общественности, которые могли пригодиться в войне. В конце концов она решила разработать нечто конкретное, технологию, в которой военные отчаянно нуждались, – более совершенный способ направления торпеды на цель.
К 1942 г. американские торпеды имели огромный уровень промахов – 60 %. Снаряды, не проверенные перед отправкой на фронт, вылетали в воду как шары для боулинга, вращаясь штопором, но не направляясь в намеченную цель. Часто они уходили слишком глубоко в воду, слишком рано взрывались или с ними вообще ничего не происходило. Случалось, торпеда попадала во вражеский корабль, но не причиняла достаточных разрушений, чтобы его потопить. Нужно было обеспечить им лучшую управляемость на ходу, чтобы они держались курса. Ламарр задумалась о коммуникации. Если бы военные, сделав выстрел, могли контролировать торпеду в процессе движения, это было бы все равно что протянуть дорожные отбойники в бескрайнем непредсказуемом море. Если бы снаряд начал отклоняться от курса, человек мог бы дистанционно вернуть его на цель.