58 с половиной или записки лагерного придурка

Есть люди, которые воспринимают трагически даже мелкие житейские неприятности. У Каплера, как всем известно, неприятности были крупные -- те, что привели его в лагерь. Но в его голосе я ни разу не уловил трагических ноток. И все истории, которые я от него слышал -- а чаще всего они были про арестантские судьбы -- рассказывались с улыбкой. Так, он весело сообщил мне, что здесь на пятом встретил двух своих соседей: в Москве они жили с ним в одном доме и даже на одной площадке. И всех посадили -- по разным делам, но почти в одно время. Смешно? А.Я. познакомил меня с ними: Илья Мостославский, полковник Коновалов.

Вот не помню, этот ли полковник или другой, упомянутый выше зав.пекарней, попал в тюрьму при таких забавных обстоятельствах: сильно пьяного, его задержал патруль и отвел в военную комендатуру. Полковник бушевал, свирепо матерился. Комендант укоризненно напомнил ему:

-- Товарищ полковник, не забывайте: вы в военной комендатуре.

-- Ебал я вашу комендатуру!

-- 293 -

-- Товарищ полковник! Я сейчас зам.министра позвоню!

-- Ебал я вашего министра!

Комендант не терял надежды урезонить его.

-- Постыдитесь, товарищ полковник. Посмотрите, чей над вами портрет!

-- Ебал я ваш портрет!!!

На этом дискуссия закончилась -- для полковника полновесным сроком.

От Каплера мы с Юлием Дунским услышали историю "червонного казака" Гришки Вальдмана. (Юлик, правда, запомнил другое имя и фамилию: Ленька Шмидт).

Этот героический еврей-котовец после гражданской войны оказался не у дел: к мирной жизни он был мало приспособлен. За старые боевые заслуги его поставили директором какого-то завода, а в начале тридцатых даже послали в Америку -- набираться опыта. Оттуда он привёз холодильник (их тогда в Москве было мало, а те, что были, называли почтительно рефрижераторами) и дюжину разноцветных пижам. Пижамы ему очень нравились, он даже гостей принимал в пижаме. А посреди вечера убегал в спальню и через минуту появлялся в пижаме другого цвета. В общем, это был бестолковый добродушный еврей-выпивоха.

В 37 году начались аресты. Окружение Гришки-Леньки сильно поредело и он, при всём своем легкомыслии, забеспокоился. Понял, что заграничная командировка может выйти ему боком. Пошел к старому приятелю и спросил совета, как вести себя, если за ним придут.

Приятель (это был Андрей Януарьевич Вышинский) поджал губы:

-- Зря у нас никого не сажают. Но могу сказать тебе одно. Придут -попроси показать ордер на арест: есть ли там подписи ко

-- 294 -го-нибудь из секретарей ЦК и генерального прокурора или его заместителя. Ты номенклатурный работник, без этих подписей ордер недействителен.

Гришка поблагодарил, пошел домой. В ту же ночь за ним пришли. Позвонили в дверь, на вопрос "Кто?" ответили: "Телеграмма".

-- Подсуньте под дверь, -- распорядился Вальдман. Тогда они перестали валять дурака:

-- Открывайте! НКВД.

Гришка велел домработнице открыть дверь. Вошли трое и замерли у порога: хозяин, в пижаме с тремя орденами Красного Знамени на груди, стоял облокотившись на рефрижератор. В руке он держал маузер; длинный ствол был направлен на вошедших.

-- Покажите ордер! -- потребовал Вальдман. Старшой с готовностью рванулся вперед.

-- Не подходить! Клава, дай швабру. -- И взяв у домработницы щетку на длинной ручке, протянул ее чекисту. -- Ложи сюда.

Подтянув к себе ордер, Гришка долго вертел его в руках, по-прежнему держа энкаведешников под прицелом. В грамоте он был не очень силен, но всё что нужно, углядел.

-- Где подпись секретаря?

-- А что, нету? Так это мы сейчас. Поедемте, там подпишем.

-- Никуда я с вами не поеду. Вы самозванцы, пошли вон!

Старшой потоптался на месте, попросил:

-- Товарищ Вальдман! Разрешите позвонить по телефону.

Тот разрешил: телефон висел на стене в коридоре.

-- Не идет, -- сказал чекист кому-то в трубку. Последовала пауза. Видимо, на том конце провода ругались: чего вы с ним чикаетесь? Хватайте его и везите.

-- 295 -

-- Нельзя... Я говорю, нельзя. Обстоятельства не позволяют.

Вся троица покинула квартиру, пообещав, что скоро вернутся.

Не вернулись. То ли других забот было много, то ли самих посадили -тогда такое было не в диковинку. Как бы там ни было, Вальдман остался на свободе. Посадили его года через три -- за растрату. Старые котовцы пустили шапку по кругу, набрали чуть ли не миллион и принесли в прокуратуру -выкупать Вальдмана: его любили. Разумеется, их погнали в шею...

Эту историю рассказали Каплеру ее участники, когда он собирал материал для фильма "Котовский".

Во время "Прогулок с Каплером" я узнал от него, что таких особых лагерей, как Минлаг, теперь уже несколько -- и все на базе старых, обычных. Названия им дали не географические, а шифрованные -- видимо, чтобы обмануть американскую разведку. Интлаг стал Минлагом (Минеральным лагерем), Воркутлаг -- Речлагом... А были еще Морлаг, Озерлаг, Степлаг, Песчанлаг, Камышлаг и даже один с былинным названием Дубровлаг, в Мордовии, недалеко от станции Явас.

-- Я вас! -- смеялся Каплер. -- Страшненькое название!

Но как раз этот Дубровлаг, по слухам, был помягче других: для слабосилки и инвалидов.