5ec443d3c17b46d1a953c709b11fcadd

   – Я Винкош, Ваше сиятельство, - продолжал приседать человечек. - Управляющий Белвиля.

   Ишь ты, управляющий. А рожа мерзкая, сразу видать, вор и мошенник. И страхом от него за кье несет.

   – Уволен, – резко бросил он и, не обращая внимания на причитания слизняка, въехал под низкие своды крепостных ворот.

   – С возвращением, Ваше сиятельство!

   Так, а этого он помнит. Высокий, худой, седые волосы черной лентой подвязаны, длинный нос свисает почти до подбородка…

   – Лершик?

   Штефан вгляделся в унылое, пoхoжее на лошадиное лицо.

   – Он самый, милорд, – бледные губы дворецкого растянулись в подобие улыбки, но глаза оставались настороженными.

   – Б ты не меняешься, - Штефан cоскочил с коня и бросил поводья подбежавшему мальчишке. – Вели баню затопить, да девчонку какую-нибудь посмышленее пришли.

   Он покосился на застывших у порога слуг и добавил:

   – Только пусть умоется, надоело уже на немытыл рожи смотреть.

   Грязь под сапогами смачно чавкнула, заставив Штефана поморщиться. Не двор, а конюшня…

   – Будет исполнено, Ваше сиятельство, - проблеял Лершик.

   Но он уҗе не слышал. Отодвинул дворецкого с дороги и, не обращая внимания на кланяющихся слуг, прошел в дом.

   Внутри было ничем не лучше, чем снаружи. Темные, закопченные стены, выщербленные плиты пола, тусклый свет сальных свечей. И запах… Неприятный запах заплесневевшего сыра, луковой похлебки и кислого хлеба.

   – Где экономка? - не оглядываясь на семенящего за ним дворецкого, спросил Штефан.

   – Ваше сиятельство, – тут же кинулась ему под ноги какая-то рыхлая старуха, похожая на разваливающуюся копну сена. – Добро пожаловать в Белвиль!

   – Ты, что ли, домоправительница?

   Пн брезгливо скривился, разглядывая уродливую бабу в пышной многослойной юбке с вышитыми на ней национальными узорами. От черно-красного орнамента зарябило в глазах, и Штефан поспешно отвел взгляд.

   – Как зовут? – резко спросил он.

   – Салта, милорд.

   – Ужин готов?

   – Да, милорд, – угодливо закивала старуха, и глазки ее превратились в узкие щелочки, скрылись, утонули в толстых обвислых щеках.

   – Через час пусть принесут в мои покои, - приказал Штефан.

   Пн не стал дожидаться ответа. Скинул плащ на руки дворецкому, пошатнувшемуся под тяжестью мокрой ткани, и пошел к лестнице.

   Слуги замерли за его спиной испуганными зверушками, не решаясь пошевелиться. Штефан скривился. Везде одно и то же: страх, неприязнь, подленькое, трусливое любопытство... Пожалуй, из всего этого перечня последнее он ненавидел больше всего.

   Темный коридор привел его к высокой дубовой двери. Полотно было старым и почерневшим от времени, рядом с ручкой отчетливо виднелись следы когтей. Кто-то из предков память о себе оставил. Он потянул медное кольцо и вошел в свою бывшую спальню. Хотя, почему бывшую? Теперь вот это все, включая уродливый портрет, написaнный Йонасом – его настоящее.

   Штефан обвел глазами тесные покои. Да, весело же ему тут будет…

   – Лершик! – гаркнул он, зная, что дворецкий притаился за дверью.

   – Ваше сиятельство?

   Неприятный скрип повторился.

   Старик не рискнул переступить порог, так и остался стоять в коридоре, буравя его своими цепкими глазками. Послал же Сварн работничков! Все один к одному!

   – Баню затопили?

   – Да, милорд. С обеда еще, как узнали, что вы к Стобарду подъезжаете, так и того… затoпили.

   – Вели принести штоф ратицы, – снимая с пояса оружие, приказал Штефан. - И яблок моченых. Да поживее!

   – Слушаюсь, милорд.

   Лершик поклонился и поспешил уйти, а он стянул рубаху, бросил ее в кресло и распахнул окно. Прохладный воздух прошелся по уставшему телу, словно ласковые руки любовницы. В ноздри ударил аромат влажной земли, цветущих каштанов, прелой прошлогодней листвы. Штефан распахнул створки пошире и высунулся едва ли не по пояс. Темнота и туман cкрывали очертания деревьев, но тонкий запах горьковатого меда ощущался отчетливо. Впервые за две седмицы на душе стало чуточку светлее.

   Все-таки хорошо, что его покои выходят не во двор, а на крепостную стену, за которой нет ни хозяйственных построек, ни людей, один только лес.

   Тихий стук в дверь заставил его обернуться. На пороге стояла пышнотелая девица с длинной темной косой. В руках девица держала поднос с запотевшим штофом и глиняной миской с мочеными яблоками.

   – Ваше сиятельство!

   Пн окинул сдобную красавицу внимательным взглядом. Молодая, лет шестнадцати, не больше; щеки зарумянились от смущения, глаза блестят от любопытства и самую малость – от страха, губы алеют сочной вишней.

   – Там поставь, - кивнул он на стол, а зверь внутри уже принюхивался, присматривался, оценивал налитую грудь и крутые бедра, плотоядно скалился.

   – Что-нибудь еще, милорд?

   Девица поставила поднос, но уходить не спешила. Глупая в своей наивности и доступности…

   – Вон пошла, – неизвестно с чего разозлился Штефан.

   Он старался не смотреть на прислугу, не хотел, чтобы она увидела его наливающиеся гневной краснотой глаза, а внутри просыпалась знакомая жажда. Зверь требовал своего.

   – Да, милорд, – испуганно пискнула девица и выскочила из комнаты, а он отвернулся к окну и вцепился в подоконник, стараясь удержать рассерженного зверя.