6:0 в пользу жизни

Бабушка подошла ко мне.

— Эти дураки, которых избрали в жюри конкурса, ничего не понимают в детской красоте, — сказала она, — Наш мальчик — самый красивый.

Бабушка протянула ко мне руку с массивным обручальным кольцом и нежно коснулась пухлой складки между шеей и подбородком.

— Это место у Алика, — с любовью сказала она — самое красивое.

2:0 "Если Юра попадет в дипломаты…"

2:0 «Если Юра попадет в дипломаты…»

Свое первое стихотворение я сочинил в девятом классе.

На листке бумаги в клеточку мною были написаны четыре строчки о белой вороне, с которой в определенной степени отождествлял себя поэт, претендуя, тем самым, на свою исключительность. Меня не смутила грубая подгонка текста под подвернувшуюся рифму:

Белая ворона сидит на дороге,

Белая ворона, белые ноги.

После школы, в казарме академии имени Можайского, я уже мог считать себя опытным стихоплетом, однако понимая, что мои стишата предназначены для узкого круга читателей и слушателей. Среди этих сочинений была и любовная лирика, которая со временем полностью выветрилась из моей памяти и канула в лету вместе с объектами, для которых эти сочинения были предназначены.

Кое-что из написанного я отправлял родителям, поскольку поэт нуждался в читательской аудитории.

В 1969 году я сочинил небольшое патриотическое стихотворение, которое было, наверное, неплохим для дилетанта. Сейчас этот текст невозможно восстановить, поскольку в памяти у меня не осталось ни строчки, а родители это письмо не сберегли. Стихотворение я посвятил своему классному руководителю, заслуженному учителю Белоруссии Ольге Филипповне Кулай.

Папа, получив письмо с текстом стихотворения, решил, что сочинение его сына достойно стать известным далеко за пределами семьи и написал в редакцию газеты «Гродненская правда», которая была единственной газетой, выходившей в Гродненской области на русском языке.

Вскоре папа получил из редакции газеты ответ от заведующего литературным отделом газеты Василия Владимировича Быкова.

Василь Быков^[9], уже много написавший к тому времени, еще не был всемирно известным белорусским писателем. Его правдивые романы о войне с трудом преодолевали препоны советской цензуры. Он еще не перебрался в Минск, еще не были опубликованы и написаны многие его книги, еще не были сняты самые известные фильмы по романам Быкова и он не был лауреатом Государственной и Ленинской премий. Он жил в Гродно и работал в газете заведующим литературным отделом, читая по долгу службы килограммы графоманской шелухи.

Мое стихотворение был такой же шелухой, в нем не было ничего, что подвигло бы газету опубликовать это стихотворение на поэтической страничке.

Однако Василий Владимирович, собственноручно, как мне хочется думать, на пишущей машинке напечатал несколько строк, которые я хорошо запомнил.

«Уважаемый Дмитрий Филиппович. Газета не может опубликовать стихотворение Вашего сына. Рекомендую ему обратиться в печатное издание по месту его службы».

Далее следовала его подпись, выполненная синим карандашом и в три раза превосходившая по размеру напечатанный текст.

Как жаль, что автограф Василя Быкова у меня не сохранился!

Я думаю, что лучше всего мне удавались ироничные стихи, поскольку за шуткой и иронией на второй план уходили художественные недостатки сочинения.

Если такие «стишата» положить на музыку какой-либо популярной бардовской песни, исполняемой на трех-пяти аккордах гитары, то успех, практически, был обеспечен.

Надо сказать, что к моменту моего окончания школы я уже считал себя опытным гитаристом, то есть умел бренчать на гитаре, и это обстоятельство очень способствовало песенному сочинительству.

Своему гитарному образованию я обязан моим двоюродным братьям Лёне Осиновскому и Володе Звягину. Они были немного старше меня, оба умели хорошо играть и я мечтал о том, чтобы и меня кто-либо обучил этому умению.

Мечта сбылась, когда Володя Звягин, студент московского технического института, приехал в Гродно, где мой папа, подполковник медицинской службы, сумел положить Володю в госпиталь для обследования: у Володи часто и довольно сильно болела голова. Лучших условий для того, чтобы научиться играть на гитаре, трудно было придумать. Володя показал мне несколько аккордов на семиструнной гитаре и я, выучив по семь аккордов в двух тональностях, почувствовал, что теперь могу сыграть любую бардовскую песню.

Там же, в госпитальном клубе, Володя записал на катушку магнитной ленты длиной 350 метров несколько десятков песен, обеспечив меня звучащим в течение полутора часов учебным пособием.

Все мои первые гитарные опыты были связаны с этим концертом, а первой песней стала одна из военных песен Высоцкого:

Мне этот бой не забыть нипочем,

Смертью пропитан воздух…

Высоцкий с тех пор остается любимым поэтом и никакие другие песни я не знаю наизусть в таком количестве.