— Было здорово… Все совхозы кустанайские послали туда по колонне тракторов и автомашин, по отряду механизаторов. Двинулись в поход, как на войне, с палатками, продовольствием, походными кухнями. Сотни тракторов пошли в наступление. Кругом была дикая степь — ни души на сотню километров. На озерах стаи диких гусей, уток, журавлей… А в ковылях — стрепеты, дрофы, степные орлы. Забелели палатки, заурчали тракторы. Ночью вся степь в огнях фар. За полтора месяца триста тысяч гектаров целины подняли. Вот память о походе осталась…
Зина раскрывает загорелую ладошку. На руке не хватает пальца.
— Машиной отхватило, — спокойно говорит она.
Хочется девушке сказать что-то хорошее и доброе. Обветренная, смуглая, маленькая, она щурится от яркого степного солнца и как-то застенчиво улыбается. Достает из кармана сложенную бумагу.
— Вот, — протягивает телеграфный бланк, — получили сегодня из Москвы от Лены. Ленку в Москве не уговорили! — смеется девушка, — обратно едет. Послезавтра будет в три часа ночи на станции Койбагор. Оставайтесь у нас подождете… Совхоз посмотрите и Лену встретите. Народ у нас хороший…
Костенко посоветовал нам заехать к соседям — посмотреть созвездие целинных совхозов. Пока поедем туда, а послезавтра вернемся в Прикушмурунскую степь, встретим Лену на станции Койбагор. Прощаемся с девушкой.
Пробираемся между огромными полями пшеницы. В этом году она вымахала по грудь человека, но вся стоит еще зеленым-зелена, хоть и пришел август — месяц жатвы. Над пшеничными коврами переливается необычно яркая радуга. Мы словно въезжаем под цветную хрустальную арку.
В ГОСТЯХ У ФРАНКА
На заре нас будит близкий рев самолета. Неподалеку раскинулась усадьба крупнейшего целинного совхоза «Железнодорожный». Слева от палатки — шеренга комбайнов. Еще рано, но комбайнеры и механики уже гремят ключами у машин.
Самолет то садится, то поднимается и низко пролетает над подступающей к поселку пшеницей, оставляя позади пышный белый шлейф. Пахнет дустом — идет борьба с нашествием озимой совки. Твердые пшеницы сортовой группы «гордеиформе» легко поражаются корневой гнилью и нередко превращаются в опасные очаги. В этом году в Октябрьской группе совхозов приходится опылять тридцать восемь тысяч гектаров заболевших полей.
Вот бы сюда жемчужину Поволжья — «мелянопус 26», великолепный сорт твердой пшеницы, устойчивой против заболеваний, дающий урожай во влажные и сухие годы, энергично вегетирующий. Сейчас, когда пишутся эти строки, Центральный Комитет Компартии Казахстана призвал целинников увеличить посевы твердых пшениц до тридцати пяти — сорока процентов от общей посевной площади. Жемчужина Поволжья должна занять видное место на этих площадях.
Ветерок снова повеял с пшеничного поля, принес удушливый запах дуста — хоть через платок дыши! Выбираемся из палатки. Кой черт принес нас к зараженному полю!
Вчера мы попали сюда в поздние сумерки. У железнодорожного переезда спросили у тоненькой миловидной казахской: девушки в малиновом джемпере, правильно ли едем. Она деловито шагала по дороге с желтым портфелем в руках.
— А я и иду в совхоз, — приветливо улыбнулась она, и наши седоки на переднем сиденье, не сговариваясь, начали тесниться.
— Садитесь, будете нашей проводницей.
Смуглое личико ее порозовело, темные, как сливы, глаза поблескивали. Завязался непринужденный разговор. Девушку зовут Нагима, по-русски Надя, работает она в райкоме комсомола. Огрубели мы в дальней дороге, соскучились по женскому обществу, и девушка понимает это, лукаво поглядывает на своих соседей, говорит свободно, без стеснения, шутит. Кажется, мы давно-давно знаем ее.
Нагима рассказывала о нелегкой жизни целинников.
— Здесь как на фронте. Ведь несколько лет назад была дикая степь. Подняли полмиллиона гектаров целины. Почти на голом месте построили четырнадцать совхозов. Образовался сплошь совхозный район. Каждый год даем государству в среднем двадцать четыре миллиона пудов зерна. Изменилась казахская степь: вместо ковылей — пшеница, вместо мазанок и юрт — многолюдные селения, вместо полевых стежек — автомобильные дороги. Но работы еще непочатый край.
Приходите завтра на общее собрание в совхоз «Железнодорожный», услышите все наши печали и радости. Человек пятьсот соберется…
— Где же такой зал найдете?
— А вот он, зал, — смеется Надя.
Мы проезжали мимо квадратной площади, обсаженной кустами акации. Вот так зал!
— Приходите же! — Нагима выскользнула из машины, взмахнула на прощание пузатым портфельчиком и скрылась в белом здании райкома комсомола.
Объезжая поселок, долго искали место для стоянки. Быстро темнело, и мы устроились на пустоши возле комбайнов.
Утром чистимся, бреемся, кипятим чай. Федорыч подсмеивается, понимающе подмигивает.
— Нагима?
— Пыль… Просто у машины плохая герметичность. Нужно же отмыться!