621514

Гнев заступил место страха, Стивен вскочил на ноги и, не думая, без подготовки, наугад ударил весельчака по лицу. Лицо податливо прогнулось, оставив на костяшках пальцев следы ноющей боли. Стивен посмотрел на своего преследователя, увидел в его глазах удивление и размахнулся снова.

Шлёп.

Шлёп.

Когда Стивен уходил, внутри него не осталось ни боли, ни страха. Только спокойная, холодная уверенность. Дешевые кеды смешно булькали под ногами.

Шлёп.

Шлёп.

К ЭЛИЗЕ

Элиза рожает ребенка. Истории не начинаются с таких слов, а человеческая жизнь – постоянно. Элиза смотрит на ручки, ножки, считает их, а спустя миг – устало засыпает. Элизе девятнадцать, и она – самый счастливый человек во вселенной.

Элиза видит сон, в котором ее зовут Дженной. Во сне у нее рождается сын, и она пересчитывает его ручки и ножки, а потом просыпается. Элиза и Дженна счастливы, у них есть самый красивый малыш, самый заботливый муж и много лет беззаботной молодости впереди.

Элиза спускается с небес. В историях не бывает таких поворотов, в историях у всего есть свои причины, но в жизни – постоянно. Элиза возвращается с прогулки, пятилетний сынок цепко держится за ее мизинец, а на кухне они обнаруживают отца. Мертвого. Элиза окунает голову в руки и падает без чувств. В беспамятстве ее снова зовут Дженной, и она только что потеряла мужа, а пятилетний сынок плачет возле нее, потому что боится, что мамы тоже не стало. Элизе хочется, чтобы это оказалось правдой. Она готова заснуть вечным сном рядом с телом мужа, но Дженна не согласна. Она открывает глаза и начинает спускаться с небес: звонит спасателям, просит Френка, крестного малыша, посидеть с крестником, распоряжается о церемонии. Дженна отважна, смела, но ее сердце черство, оно умерло вместо Элизы во сне.

У них больше нет дома, они живут втроем в тесной квартире, и соседи утверждают, что Элиза спит с Френком. Элизе все равно, она готова мириться с любыми неудобствами, пока ее малыш счастлив, но Дженна… Дженна хватает соседского кота и вышвыривает из окна, а потом свистит, улюлюкает, кричит радостно, пока он летит с седьмого этажа вниз, в преисподнюю.

– Чтоб вы все сдохли! – кричит Дженна, и когда Элиза просыпается, соседи смотрят на нее с искренней ненавистью.

Элиза чувствует, что больна. Она молчит и терпит, стараясь справиться с остатками своей жизни. Френк забирает крестника, и Элиза хочет подарить ему кусочек души за такое одолжение, потому что боится, что Дженна не остановится на убийстве Мурлыки. Элиза ходит по врачам, но ее состояние считают нормальным для постстрессового периода.

– Постстрессовый период, – говорят врачи и ставят десятки зеленых штампов на бланках. Они считают, что Элиза здорова.

Спустя год после смерти мужа Элиза заставляет себя вернуться. Ноги несут ее на кладбище, и там, рыдая от боли, она признается, что украла целый год жизни у себя самой. Она ругает Дженну, она кричит:

– Будь ты проклята!

Дженна вытирает слезы. Она встает со скользкой после дождя земли, вытирает испачканные джинсы. Она заказывает такси.

– Нет! Нет! – кричит Элиза, но ее никто не слышит. Таксист улыбается прекрасной Дженне, он ничего не знает о запертой внутри вдове. Перед ним – красотка первого сорта, худая, бледная, зато с огоньком в глазах.

Дженна звонит Френку. Элизе так и не довелось познакомить их друг с другом, и теперь она может только смотреть, только смотреть за тем, как Френк зовет малыша. Крестника. Крошку Сойера.

– Ты глязная, – сообщает малыш.

– Пойдем, поможешь мне почистить брюки, – улыбается Дженна.

Френк улыбается в ответ. Элиза в приступе отчаяния думает, что он счел эти слова хорошим признаком. Элиза бьется о невидимые стенки собственного сознания. Она видит, как Дженна мимоходом заглядывает на кухню и берет нож. Выбирает самый большой, широкий, для разделки. У Элизы билет в партере, вип-ложа.

Элиза убивает ребенка. Они заперты в ванной комнате, и Элиза держит нож, рыдая навзрыд. Она боится отпустить рукоять, извлечь лезвие, потому что тогда кровотечение станет внешним. Внешнее кровотечение. Элизе кажется, что это хуже внутреннего. У нее остается последний, краткий миг, и она оглядывается назад, где в мутном зеркале ванной комнаты отражается ее жизнь, начавшаяся с рождения ребенка.

ПОЛСЕРЕБРЯНИКА

Усатый торгаш смотрел на товар без особой приязни, явно сбивал цену. Келли, спрятав кулачки в карманы, прятала волнение. Фамильного серебра в семье за много поколений скопилось немного, и все, что осталось, она уже отнесла скупщику, а теперь пришел черед оружия. Ножик, который она принесла сегодня, стоил, наверное, много монет, но усач положил на стол только полсеребряника. Хватит на ужин, на нитки для сестры, может быть, еще на моток бечевки – дед давно просит на починку крыльца.

– Мало, – строго сказала она.

– Обойдешься, – расхохотался скупщик и потянул руку к ножу.