Бабушка Зи-Зи в придачу к бутылке самогона выдает какую-нибудь мудрость. Однажды она сказала, что врачами становятся только те, кому Всевышний дал достаточно наглости. Думаю, она не права. Чертовой наглости недостаточно, нужна еще чертова ненависть к людям.
Стою возле врачебной конуры, опираясь на байк, и поглядываю по сторонам. В основном здесь бегают девчонки. До семи лет они могут подрабатывать в таких вот трущобах. Таскают помойные ведра, бегают на базар за мелочью. Я начинала с работы у плотника.
– Дух мести, – вспоминаю, о чем рассказывала Джерри возле последнего схрона. – Чертов Ломоносов.
Голова гудит после тяжелого дня, и я надеюсь, что Джерри закончит свои дела быстро. Но она выходит только через час – у меня уже затекли ноги.
– Ничего, Чагс, прорвемся, – улыбается и трясет в руке баночку. Я смотрю на цвет, но в темноте ночного метрополиса его почти не разобрать. Кажется, что-то бурое. Я надеюсь, что это не черный – анальгин. И что это не красный – нано-морфий.
Джерри подходит ближе, а я все не отрываю взгляд от баночки.
– Витамины, – говорит Джерри. – Помнишь Лору из соседнего блока?
Я киваю – я помню Лору, она часто болеет. То лихорадка, то несварение. Осталось ей, должно быть, года два.
– У неё завтра день рождения. Хочу подарить.
Я киваю, и камень в груди растворяется.
– Джерри, помнишь, насчет духа мести? – мы неторопливо катим по улицам. Пробегающие мимо девчонки завистливо смотрят на байки. Еще год-два, и они пойдут к кому-нибудь подмастерьем. Если повезет, хозяйка будет разрешать им перебирать детали байка.
– Ну, – торопит она. Нам обеим хочется есть и спать.
– Ни черта он не объединяет, – я говорю, потому что мне пришла в голову отличная мысль.
– Почему же? – Джерри улыбается. Кажется, в её улыбке прибавился сантиметр.
– Черт знает, как дух может объединять, – я жму плечами, ощущая, как затекло тело под нано-обшивкой. – Этот твой Ломоносов, когда придумал детство, наверное, чокнулся. Или у него не было витаминов. – Получается нескладно, Джерри сказала бы лучше.
– Они просто не знали, что, на самом деле, объединяет только желание выжить, – улыбка Джерри тянется все шире. – На самом деле, плевать мы хотели на детство и месть. На самом деле, важно только то, что мы есть друг у друга.
Я кручу ручку до упора и вырываюсь за пределы метрополиса на магистраль, выруливая к баракам. Слышу, как позади ревет мотор байка Джерри. И мне кажется, что она сказала намного лучше этого безымянного автора, чью книгу мы сожгли всего пару часов назад. Поэтому не так уж плохо, что его книгу не сохранят в свинцовом гробу. Зато я и Джерри знаем, что он был не прав.
ШЛЁП-ШЛЁП
Стивен бежал по мокрому асфальту, шлепая кедами, широко размахивая руками, оглядываясь через плечо. Дыхание его сбилось, волосы прилипли к лицу, живот ныл от уколов острой боли. Было жарко, сыро, но, самое главное, до одури страшно.
Фонари в больничном парке не зажигались, должно быть, со времен установки. Стивен силился разглядеть дорогу, но мутное вечернее марево перед его глазами застилали нехорошие, опасные искорки, рожденные усталостью и страхом. Искорки мелькали перед глазами, в ушах постепенно нарастал гул. Нужно было остановиться, перевести дыхание, отдохнуть. Хотя бы на минутку.
Стивен замер. Резко прервал бег и, опираясь ладонями в колени, сделал несколько глубоких вдохов. Горло свело судорогой, он закашлялся и окончательно потерялся в пространстве. Где он? Сколько уже он бежал по этому бесконечному парку? Куда? Зачем?
Совсем рядом он услышал зловещее «шлёп-шлёп». Пара шагов, которые ему не принадлежали.
Чужая поступь.
Шлёп.
Шлёп.
Стивен собрал волю в кулак, приготовился развернуться и посмотреть за спину, но в последний момент не хватило духу, и ноги снова понесли его вперед. Бок ныл сильней, горло разрывал кашель, в ушах звенело, перед глазами стояла сплошная стена тумана. Он перестал различать, куда бежит. Споткнулся, свалился лицом на мокрый асфальт. Конечно же, подставил ладони, и они отдались глухой, далекой болью.
В своем космическом, нереальном пространстве Стивен услышал запах крови.
Раньше он думал, что запаха крови не существует. Считал это блажью сценаристов и писателей. Дурят народ, а на самом деле нет никакого аромата. Но теперь, утомленный бегом, ошарашенный болью и страхом, разум подкидывал нужные слова: «железный», «резкий», «густой».
Стивен вскочил, споткнулся еще раз и вновь растянулся на тропинке. Асфальт холодил щеку, он смотрел перед собой, различая каждую каплю, упавшую в скудном, тоненьком мирке, который остался в его распоряжении.
Шлёп.
Шлёп.
Стивен понял, что больше никуда не сможет бежать. Капли перед ним тихо булькали, мир плыл возле глаз, а дальше – вовсе исчезал в тумане. Ему было спокойно. Он стал безразличен ко всему.
– Что вам надо? – тихо прошептали губы. Голос был хриплым от долгого бега.
Шлёп.
Шлёп.
– Прикурить не найдется? – спросил неизвестный. И рассмеялся. Громко, развязно, тупо.