Князь так и сделал. Вскоре он послал Цзю Фангао на поиски коня. Спустя три месяца тот вернулся и доложил, что лошадь найдена. “Она теперь в Шаю”, – добавил он. “А какая это лошадь?” – спросил князь. “Гнедая кобыла”, – был ответ. Но когда послали за лошадью, оказалось, что это черный, как ворон, жеребец.
Князь в неудовольствии вызвал к себе Бо Лэ.
– Друг твой, которому я поручил найти коня, совсем осрамился. Он не в силах отличить жеребца от кобылы! Что он понимает в лошадях, если даже масть назвать не сумел?
Бо Лэ вздохнул с глубоким облегчением.
– Неужели он и вправду достиг этого? – воскликнул он. – Тогда он стоит десяти тысяч таких, как я. Я не осмелюсь сравнить себя с ним, ибо Гао проникает в строение духа. Постигая сущность, он забывает несущественные черты; прозревая внутренние достоинства, он теряет представление о внешнем. Он умеет видеть то, что нужно видеть, и не замечать ненужного. Он смотрит туда, куда следует смотреть, и пренебрегает тем, что смотреть не стоит. Мудрость Гао столь велика, что он мог бы судить и о более важных вещах, чем достоинства лошадей.
И когда привели коня, оказалось, что он поистине не имеет себе равных».
Кирилл догадался, что Бета ему на что-то тонко намекает, однако его роль в данной притче была ему непонятна. Потемкин нехотя сполз с кровати и направился в ванную комнату, смутно припоминая события бурной ночи. К его удивлению, это нисколько не отразилось на его внешности. «Как огурчик», – подумал Кирилл, рассматривая свое лицо в зеркале и выдавливая пасту на зубную щетку. На ум тут же пришла старая реприза Семена Альтова про три стадии возмужания русского человека:
Первая стадия – всю ночь пил, гулял, черт-те чем занимался, а наутро рожа такая, будто не пил, не гулял и ничем таким не занимался. Вторая стадия – всю ночь пил, гулял, черт-те чем занимался, а рожа как раз такая, будто всю ночь пил, гулял, черт-те чем занимался. Третья стадия – всю ночь спал, ничем таким не занимался, а наутро рожа такая, будто всю ночь пил, гулял, черт-те чем занимался.
Кирилл с удовлетворением отметил, что никаких признаков второй стадии не наблюдается. Он решил, что полным отсутствием каких-либо признаков похмелья обязан целебному воздействию тропического воздуха. Потемкин принял душ, наспех побрился, накинул тунику и надел сандалии. Есть совершенно не хотелось. Хотелось к океану. Проходя через гостиную, он прихватил со стола спелое красное яблоко и тут обратил внимание, что все вчерашние перемены в обстановке при свете дня исчезли. Конечно, метаморфозы Бахуса можно было бы списать на очередные галлюцинации, но ведь не могли же они быть одновременно и у Беатриче, которая практически ничего не выпила.
Потемкин быстро спустился на лифте и вышел к пляжу. Он остановился, размышляя, куда бы направиться, и вдруг его осенила свежая, но вполне традиционная мысль. Ему захотелось пива. Разливного, холодного, пенного, желательно нефильтрованного. «Трехгорное пиво выгонит вон ханжу и самогон», – прозвучал в его голове слоган со стилизованного под Моссельпром плаката в «Главпивторге». Он вспомнил подполковника Михайлова, который его там вчера так и не дождался. «Интересно, как он там теперь?» – с некоторым состраданием подумал Кирилл и тут же переключился на более актуальную тему. Пиво можно было бы заказать в шатер или дойти до бара. Кирилл выбрал наиболее быстрый вариант получить желаемое и направился к форпосту борьбы с трезвостью, оборону которого держали улыбающиеся халдеи в белоснежных накрахмаленных рубашках.
– Добрый день, мистер, – поприветствовал его из-за стойки молодой Khalil. Как и вся здешняя обслуга, он безошибочно определял русского. – Чего изволите?
– Пивка бы, – задумчиво почесывая подбородок, Потемкин изучал марки пива, обозначенные на разливочных колонках.
– Вот «Хугарден», не желаете?
– Вы просто читаете мои мысли, дружище.
– Чего-нибудь к пиву? Легенького? Например, свежих осьминогов со сливочным соусом, наше фирменное.
– Да, пожалуй, давайте.
– Присаживайтесь, я принесу.