666. Рождение зверя

Потемкин часто, но вынужденно задумывался об этих самых узах, поскольку постоянно встречал в глазах женщин немое восклицание, в котором были смешаны удивление, восхищение и надежда: «Такой штучный экземпляр, а до сих пор – ни жены, ни детей!» Однако все попытки окольцевать его были изначально обречены на провал. И дело было вовсе не в какой-то особенной привередливости или изменчивости натуры. В конце концов, есть же вполне счастливые семьи, где муж и жена бегают друг от друга и налево, и направо, и по кругу. Просто Потемкин был глубоко убежден, что семья является никакой не ячейкой общества, а инкубатором по выращиванию детей. Семья без детей столь же противоестественна, как брак гомосексуалистов. Вообще непонятно, зачем им, геям и лесбиянкам, это нужно. Если речь об имуществе, то подобные союзы вполне подпадают под определение «некоммерческого партнерства». С таким же успехом они могли бы добиваться легализации браков с котами, лошадьми или собаками.

У Кирилла детей быть не могло, так как его сперма оказалась мертвой. Он выяснил это много лет назад, когда начал интересоваться вопросом, почему при таком обилии контактов, зачастую незащищенных, ни одна из его знакомых ни разу не залетела. Причем его случай относился к разряду неизлечимых, потому что саму причину поражения семенной жидкости обнаружить не удалось. Его так и оставили с «бесплодием неясного генеза». Со временем Потемкин смирился с перспективой бездетности, а о том, чтобы воспитывать чужих детей, не могло быть и речи. Поэтому его сердце оставалось тефлоновым.

Между тем «дэушка» почти достигла цели путешествия. Они уже мчались по Новоясеневскому проспекту, как вдруг случилось невероятное. Кирилл не мог поверить своим глазам: та самая девочка в розовом платьице, которую он два часа назад видел в метро, бежала через проезжую часть прямо под колеса машины. Она догоняла голубой воздушный шарик с желтым смайликом, который, видимо, выскользнул у нее из рук. Трагедия казалась неизбежной – траектории их движения сходились в одной точке. Потемкина охватил ужас. Он увидел перекошенное лицо жирной мамы, безжизненное тело ребенка с вывернутыми конечностями, сгустки крови на асфальте, полицейские протоколы и сухой вердикт человека в форме: «Переходила дорогу в неположенном месте. Смотреть за детьми надо, гражданочка».

Этого нельзя было допустить. Потемкин напряг всю свою волю, пытаясь остановить продвижение в пространстве. Водитель с матюками дал по тормозам, машина словно ударилась о какое-то незримое препятствие и пошла юзом. Девочка остановилась как вкопанная. Ее остекленевшие от шока голубые глаза впились в мозг Кириллу, который почувствовал резкую боль: его швырнуло вперед так, что в груди хрустнуло – вероятно, ремнем перебило ребро. Машина встала буквально в нескольких сантиметрах от развевавшегося на ветру платьица. Водитель, хрипя, отстегнулся и выскочил из машины.

– Охренела, блядь, корова! – держась за грудь, заорал он застывшей на обочине мамаше.

Было такое впечатление, что он ее сейчас просто растерзает. Потемкин, потирая конечности, тоже вышел, достал пятитысячную купюру и протянул ее бомбиле:

– Вот, возьмите, компенсация морального вреда. Я, пожалуй, пешком дойду, тут рядом.

Мужик тут же остыл. Матюгаясь, он направился обратно к машине. Кирилл повернулся к девочке и потрепал ее за волосы:

– Больше так никогда не делай, ладно?

Дитя кивнуло и побежало к маме, прижимая к себе шарик. Потемкин помахал ей рукой и двинулся к дому. Удовлетворение от чуда, которое он, как ему казалось, только что совершил, переполняло его. В голове вертелась какая-то напыщенная дребедень про счастье всего мира и слезу ребенка. Кирилл был даже удивлен этому внезапно нахлынувшему возвышенному чувству. Такому цинику, как он, подобные сантименты были совершенно несвойственны. «Фу, достоевщина! – укорял он себя, – Тоже мне, инженер человеческих душ».

Внутренний диалог гуманиста и мизантропа продолжался до самого подъезда и прервался сам собой. Там, под козырьком, на освещенной фонарем лавочке, на которой во времена потемкинского детства обычно сидели старушки – божьи одуванчики, расположилась компания залетных гопников. Трое парней лет двадцати – двадцати пяти, явно не местных. Все будто сошли с конвейера одной фабрики по производству уродов: обветренное, слегка заплывшее лицо, широкие скулы, сутулая спина, красные руки с грязными ногтями, треники с пузырями на коленках. Все коротко стриженные, причем явно в домашних условиях и овечьими ножницами. У одного из них на голове даже красовался классический кожаный картуз «а ля Лужков». На лавочке лежал букет желтых хризантем, стояла початая бутылка копеечной водки и двухлитровая пластиковая канистра ерша, выпускаемого под брендом «пиво “Охота”» крепкое».

– Слышь, братан, закурить не будет? – Один из гопников сформулировал дежурный в подобных обстоятельствах месседж и сплюнул шелуху от семечек.

– Не курю, пацаны, – так же дежурно ответил Потемкин.