6748

Утром, немного сменив гнев на милость, Озарий велел слугами найти никчемного брата своего Герасися. После утренней молитвы, найденный, Герасий, спросонья не понимая, что к чему, глупо смотрел на образа, что в горнице Озария, и умильно улыбался, слушал наказ брата.

–Сына своего Степку возьми, по городу, по церквам походи, Ваську Беспалого найди. Как найдёшь, сына сторожить оставишь, сам же ко мне лети быстрее мысли. Я потом скажу, что еще делать.

Не осознав до конца, зачем и почему это надо было делать, Гераська ответил,

–Ясно. Только кушать хочется и с утра тоже, особенно тогда, когда вечером постился! – ответил брату Гераська, намекая на грубое поведение брата накануне.

–Ну, иди, съешь, чего там, у Якуна, осталось с вечера, – ответил брат.

Часа через два, уже ближе к обедне, Гераська Кособрюхий вместе с сыном Стёпкой Гнилое Ухо вывалились на улицу, и пошли искать ветра в поле, то есть Ваську Беспалого в Великом Новгороде. Полдня, бесцельно протолкавшись на Торгу в толпе, они после обедни зашли в соборную церковь во имя Николая Чудотворца, что на Ярославовом дворище, дух перевести, где вдруг наткнулись на Ваську Беспалого и друга его – Леху Раскорякина.

Друзья в молчании стояли, в полуденной стороне притвора церкви, подле лестничной башни, как будто ждали кого.

Герасий стараясь быть невидимым для друзей, проскользнул серой кляксой вдоль северной стены притвора к свечному ящику, где служка Варавва собирал записки на требы и давал свечи в обмен на пряслица из галицийского красного шифера. Там он спросил, у Вараввы кто служит сегодня и, когда услышал в ответ, что не чужой – соборный поп, а свой – уличанский батюшка Лука, с радостью выскочил из притвора через западную дверь на гульбище. На паперти, он наказал сыну, готовиться к службе. И выведать: о чем говорят, кого ждут друзья, томясь ожиданием? Дал на эти цели целых три пряслица. Сам же он побежал к Озарию с сообщением о том, где находятся Васька с Лёхой, и с вопросом, что ему далее делать?

Стёпка, оставшись одним, сразу бережно спрятал одно пряслице в отворот шапки для срамных целей. С некоторых пор ему как-то становилось не по себе, если смотрел он на женское тело в бане. Особенно волнительно было, если смотрел он на молодку. Друзья его давно уже вкусили радости сладости плотской и от сладострастных снов страдали меньше, так как довольно часто захаживали на Гзеньскую слободку к скоморошьим дворам, где за три– четыре пряслица можно было утолить голод сладострастия либо с девкой незамужней, либо с молодой вдовицей (век мужа-скомороха короток). Стёпка же на Гзеньку не ходил, он все денежки тратил не мёд, кувшин, которого он выпивал в тайне, от чего ему становилось на душе легко и казалось, что из уха больше гнилью не тянет, и все его за это любят. Он так бы и жил дальше, без особых проблем, заглушая зов плоти мёдом. Однако с месяц назад, в бане он увидел молодую девушку – новую прислужницу Озарии и любовное томление в низу живота так скрутило бедного отрока, что не давало ему спать ночами вот уже недели три. Исповедь тоже не помогла, покаянное стояние на молитве ночами, казалось, только усиливало похоть. В конец измучившись, он решил, что поборет страх перед неведомым, накопит денежку и сходит, наконец, на Гзеньку – свой блуд потешить, а, что бы из уха не воняло, и не текло, во время греховного действа, он крепко заткнёт его воском.

Потом, войдя в церковь, он другое пряслице отдал служке Варавве в плату за то, что он вместо него служить будет. Последнее пряслице он отдал «своему» попу уличанскому – Луке, для нужд сугубо церковных. Облачившись в церковное поверх простого платья, он, изображая благочестивое усердие и рвение слуги господнего, ходил, чуть не бегая от алтаря до паперти и обратно, с каждым разом всё ближе подходя к друзьям, пока легким тычком в бок Васька Беспалов не выбросил его на паперть.

Поорав и наплакавшись вволю Стёпка, вместе с толпой новгородцев, желавших получить отпущение грехов, через западные двери, проскользнул обратно в собор, и, протиснувшись к алтарной преграде, сразу стал жаловаться «своему» – уличанскому батюшке на «чужого» – колмовского Ваську, и его друга. Отче, выслушав отрока, подумал, было о наложении епитимьи на грешников, которые в божьем храме, перед службой, бьют служителей господних, пусть даже таких худых, и никчемных как Стёпка. Но когда увидел, большую толпу, страждущих богомольцев смиренно ждущих начала службы, вынужден был отказаться от этого, и задуматься с чего бы это, в этот не праздничный день, людишки пришли грехи замаливать, и прощения просить. От греха подальше, а точнее от незнания как поступить, и, что бы не впасть в ересь, Лука послал монаха Макария, который умнее служки и дьяка вместе взятых, в Юрьев монастырь к Владыке Спиридону с известием о событии, и с вопрошением, – Что делать ему неразумному далее?