Монастырь находился на особом – благоприятном положении, так как сам перешел под руку Папы римского со всеми своими угодьями. В благодарность за это папа римский наказал епископу города Кагор поставить аббатство на особое положение и даровать ему привилегии. Одной из привилегий было возможность требовать присутствия Кагорского епископа в аббатстве по желанию аббатисы. Это очень важная привилегия, так как епископ по совместительству занимал пост графа Кагора, то есть светского управителя графства, и он обязан был обеспечивать правовое регулирование жизни своих подданных. Его подданные, за исполнение епископом обязанности правого регулирования их жизни, платили епископу пеню и не малую. Но в те времена существовала правовая норма ограничивающая правоприменительную практику епископа. Откуда она взялась, никто не помнил, как сказано в Анналах пришла с «обычным правом». Этот праворегламентирующий тезис в устной форме звучал примерно так, «Исполнять божий суд надлежит в освещенных стенах». Вне стен Епископ не мог ни вершить суд, ни творить расправу, дух закона не позволял. (Если бы это была норма письменного права, то автор бы написал, – «согласно букве закона»). К примеру, на городской площади, можно было проводить судебные заседания, и свершать казни, так как все равно внутри стен, а вот в поле нельзя,– стен нет. Поэтому для проведения законного процесса неважно какого уголовного или гражданского необходимо было епископу находиться в доме или сооружении. Конечно, за право пребывания в четырёх стенах для исполнения своих обязанностей вне городских стен, епископ должен был платить пеню. Пеня шла в карман владельцев здания или сооружения, где епископ располагался на время исполнения судебных обязанностей. Безусловно, если аббатиса требовала епископа в монастырь на 10 дней, то и суд переезжал в монастырь на 10 дней. В этом случае, пеня от судебной деятельности шла в монастырскую казну, точнее де-юре в папскую, а де-факто в монастырскую. Тут надо добавить, что в случае, когда суд проходил вне стен города, он обходился как истцам, так и ответчикам дешевле, так как не надо было платить завышенную цену за проезд, на суд, сначала через городские ворота, потом епископские, ну и за выезд так же. По этой причине многие селяне просили аббатису вызвать графа в монастырь, к примеру, для оформления гражданских дел по имущественному письменному праву. Кагорцы вот уже более ста лет не доверяли праву «по обычаю», и все сделки старались записать.
Когда до вечерней службы оставалось еще несколько часов, в трапезную аббатства ввалился, бряцая оружием, граф Кагор по совместительству глава всей кагорской паствы. Подходя к аббатисе и её гостье, его несколько раз качнуло из стороны в сторону.
–Укачало, да и жара – пояснил он, церемониально прикладываясь к руке Элеоноры, своей духовной гостье.
Во время церемонии представления Эля с большим трудом подавила улыбку, настолько комично выглядел его высочество или его преосвященство.
Ярко красный колпак с белым куриным пером венчал его седую голову, рубашка темно-зеленого цвета и желтая кожаная куртка покрывала торс графа, а малиновая перевязь для меча с права налево, кровавым рубцом, рассекла грудь доблестного воина. Поверх перевязи покоилось серебряное распятие, начищенное до блеска. Распятие украшено было четырьмя зелеными самоцветами. Пояс, в две пяди толщиной, ярко-голубого цвета, придерживал короткие штаны темно-синего цвета, которые были заправлены в желтые испанские сапоги с красным узором, Шпоры епископа тоже ослепительно блистали.
Теперь мне ясно, почему символ Галлии петух, – подумала про себя Эля, сдвинув бровки для придания более солидного вида.
От предложенной воды граф отмахнулся, так как увидел на столе кувшин с красным вином,
–Урожай с восточного склона?– спросил прелат,
– Да, ваша преосвященство,– ответила хозяйка.
Граф Кагор твердой рукой воина, перелил вино в толстопузую кружку епископа Кагорского. Через два глотка двух пинтовая кружка опустела.
– Очень хорошо, ну теперь обсудим дела мирские, перед службой господней, – продолжил беседу духовно-военный владыка Кагора.
Надо заметить, что вскоре опустевший кувшин был заменен на другой – полный. Граф не церемонясь, обслуживал только себя, справедливо полагая, что согласно его духовному титулу, он имеет полное право не предлагать кровь христову всем другим прочим.
Внимательно ознакомившись со всеми представленными известиями как устными, так и документальными – письменными, он перед третьим кувшином изрёк.