6748

С заходом солнца он поужинал остатками вчерашней каши, лёг спать, глядя на звездное небо. Никто не тревожил ночью его сон. Утром он проснулся от голоса муэдзина созывавшего правоверных на молитву. Как водится, он сначала занялся конём, потом своим завтраком, вернее добычей оного. Для чего снял рубаху и кожаные штаны, и в одних шёлковых исподних штанах полез ловить рыбу в прибрежных зарослях травы. Не смотря на его возраст довольно скоро восемь двухфунтовых рыбин были пойманы, выпотрошены и сготовлены в золе на углях. Перед тем как приступить к завтраку он отошёл от костра к поленнице, что бы взять несколько сухих дров и подбросить в костёр для того, чтобы согреться самому, вода все-таки холодная, и горы близко. Выбрав несколько горбылей среднего размера, он повернулся к костру и увидел, что почтенный старец с длинной бородой в зелёной чалме с почтенным поклоном просил разрешение на аудиенцию. В знак своих мирных намерений он протягивал Чормагану две черствые лепёшки. Чормаган принял дар с благодарностью, жестом указал гостю место возле костра с той стороны, где не было дыма. Потом положил на лепёшку три рыбины, протянул их гостю с лёгким поклоном. Мулла, а это был, несомненно, мулла, совершивший хадж к святым местам, в знак благодарности прикоснулся пальцами к зелёной чалме. Ели молча по окончанию завтрака, Чормаган дал оставшиеся две рыбы мулле для угощения семьи. Мулла, что бы не обидеть нового друга принял скромный дар. Поклонившись на прощание, он не торопливо пошел в сторону гор. Чормаган постелил любимую кошму внутри палатки, лёг спать на правом боку, пережидая жару. Вот уж несколько месяцев у Чормагана болел правый бок, не очень сильно, но постоянно. Чтобы унять боль Чормаган ложился на правый бок и лежал недвижимо, ожидая, когда боль уйдёт.

К вечеру робкое покашливание прервало его отдых. Несколько воинов стояли в нерешительности, не решаясь прервать сон командующего бесцеремонным похлопыванием по палатке. Они только покашливали, надеясь, что чуткий слух начальника разбудит его.

–Что случилось?– спросил Чормаган, прикрывая глаза от заходящего солнца.

–Там привели двадцать баранов и тележку хлеба – свежего. Что прикажешь сделать? – спросил начальник караула, почтительно склоняя голову.

–Баранов взять. Хлеб тоже. Накормить людей. На месте, где стоит тележка с хлебом, если там не стоит человек в ожидании платы, воткнуть копьё с кошельком серебра. В кошелёк положит сорок серебряных таньга, хорезмийского чекана. Людей не трогать, но в лагерь не пускать! – ответил Чормаган – темник войска Чингизхана.

Мулла пришёл поздним вечером, когда Чормаган собирался ложиться спать. Громко постукивая посохом, что бы обозначить своё присутствие и не застать хозяина врасплох, мулла с поклоном вошел в освещенный костром круг. Чормаган оценив тактичность старика, поклонился ему в ответ. Старик присел возле костра на скрещённые ноги, как сидят портные или скорняки за работой, и бережно развязал свой широкий пояс. Из пояса он вытащил нечто завёрнутое в шёлковую ткань, и протянул это Чормагану. Чормаган взял подношение, развернул и в свете костра увидел кошелёк с тамгой его отряда. Он высыпал оттуда деньги, ровно двадцать таньга хорезмийского чекана и вопросительно посмотрел на муллу. Старик взял одну монету и показал два пальца, что должно было означать одна таньга – два барана. Отсчитав десять таньга, он положил их в сторону, затем он взял пять таньга и положил их, рядом накрыв куском лепёшки. Чормаган указал пальцем на оставшиеся пять таньга. Мулла поклонился и положил возле них несколько сушёных фруктов. Чормаган догадался, и улыбнулся в ответ. Мулла хлопнул в ладоши, тот час же несколько мешков с фруктами были положены к ногам Чормагана. Чормаган наклонил голову в знак благодарности и прощания, но гость не спешил уходить, он еще раз поклонился и произнёс,

–Табиб,– при этом ударяя себя в грудь.

–Лекарь? – переспросил Чормаган, – Гиппократос?

В знак согласия мулла наклонил голову, затем ни сколько не стесняясь, ни званий, ни заслуг, ни авторитета больного, он взял его руку и начал слушать биение его сердца. Чормаган, как любой монгол, боялся чёрных шаманов и колдунов, но сейчас он решил довериться старику, который мог убить его колдовством, если бы захотел, уже несколько раз за этот день, но не сделал этого, кроме того, честно принёс сдачу. Осмотр закончился через час, лекарь вытащил из-за пояса тетрадь, перо – калам и маленькую чернильницу, присев к костру, там, где было светлее он, принялся писать. Чормаган с удивлением смотрел на старика, так увлекшегося своими письменами, что не заметил, как начали дымиться полы его халата.