Глава 7
Утром 31 декабря Макс проснулся разбитым. Голова чугунная, знобит, вставать совсем неохота. Надо в Институт, но сил никаких нет, даже глаза продрать. На работе короткий день, все готовятся праздновать. Свинтить после обеда, дома переодеться и к восьми вечера – в общагу. Макс сел в постели. В голове вертолёт, мышцы ломит, как после тяжёлой тренировки. Наверное, вирус какой-то подхватил. Ещё не хватало заболеть! Такой важный день… Точнее, важная ночь. Сегодня, или никогда.
На днях опять Серёга подвалил. Прилип как банный лист, всё про Линку расспрашивал. Опять на смех поднял перед парнями, мол, Максуха из-за тёлки своей все рекорды бьёт по недотраху. Так стрёмно всё это выслушивать… Макс и так самый молодой на работе, а тут ещё повод нашли зубы скалить. Ну, и ляпнул, что на Новый Год идет с Линкой в общагу, к иностранцам. И теперь уже точно её оприходует. Серёга сразу ухватился: давай, говорит, забьёмся, что она тебя опять продинамит. На желание. Отказаться вообще не в масть. Пришлось согласиться. И если Серёга окажется прав… Тогда всё, точка. Пускай Линка своему Севке яйца крутит, с меня хватит.
***
Общага НЭИС под номером три, или попросту "тройка", в восьмидесятом году представляла собой весьма интересное обиталище, не столько по форме, сколько по содержанию. Девятиэтажный корпус имел две независимых "свечки", объединённых общим вестибюлем, залом и служебными помещениями на первом этаже. В левом крыле жили студенты факультета многоканальной электросвязи или МЭС (в просторечии – мэсники), а в правом – экономисты. На каждом этаже такой "свечки" вокруг лифта располагались блоки, состоящие из нескольких комнат с общей кухней, санузлом, балконом. В блоках, как правило, жили однокурсники.
Экономический факультет стоял особняком в структуре института, ибо имелось таковых профильных факультетов всего-то два на весь СССР – один в Москве, второй в Новосибирске. По этой причине на Новосибирском экономфаке учились иностранные студенты из братских социалистических стран: Польши, Венгрии, Чехословакии и Монголии. Больше всего было поляков. Конечно, жить пять лет в суровом сибирском климате нелегко, как и мириться с полуголодной общаговской жизнью. Как правило, студенты-иностранцы происходили из зажиточных семей – другие не могли себе позволить отправить детей учиться в Советский Союз. Хотя, многие расходы брало на себя государство, всё же это было весьма затратно – одни только поездки домой на каникулы влетали в солидную копеечку. "Интернационал" дополняли "нацкадры" из союзных республик – Азербайджана, Армении, Узбекистана, Туркмении, Таджикистана, Казахстана. И эти студенты были совсем непростые. Парни, которых посылали учиться на инженеров-экономистов связи, готовились занять высокие посты в республиканских министерствах или руководящие должности в крупнейших предприятиях связи. Всех "нацкадров" ждало распределение на родину.
У Наташи на потоке тоже учились иностранцы. Она дружила почти со всеми, приняв на себя роль гостеприимной и радушной хозяйки от лица Родины. Не в глобально политическом, а в самом лучшем человеческом смысле: помогала им освоиться, показывала местные достопримечательности и рассказывала об истории города, учила понимать языковые тонкости и более свободно говорить по-русски, приглашала в гости на мамины пироги. Чувствующие себя сиротами на чужой земле ребята и девушки отогревались в её тёплом доме и телом, и сердцем. В Наташке они души не чаяли.
В общаге обитал сонм смазливых ухоженных студенточек, при первой возможности включавших на полную катушку обаяние молодости, напускной скромности и тщательно отработанной застенчивости. Как бы случайно и ненавязчиво оказываясь в поле зрения парней-иностранцев, они становились покладистыми, услужливыми, готовыми на всё. Только бы получить уникальный шанс, захомутать ни о чём не подозревающего иноземного "прынца" и укатить с ним в вожделенную "заграницу". На правах законной супруги, само собой. И такое действительно иногда случалось, подогревая надежду в меркантильных сердечках остальных феечек-охотниц.
Длинноногая волоокая Светуля два года готовила на общей кухне завтраки для красавчика Кшиштофа. Но он окончил институт и уехал, помахав русской возлюбленной ручкой на прощание и пообещав писать письма. Через пару недель Светуля снова появилась у плиты, в том же легкомысленном кружевном халатике, но на другом этаже. Теперь она готовила завтраки для Збышека – оплывшего от пьянства прыщавого сноба с вечной презрительной ухмылкой. Светуля рассудила, что с лица воды не пить, а паспорт гражданина Польской Народной Республики есть и у него. Правда, Збышек не доучился, перевёлся в Москву и, вполне ожидаемо, пригласить с собой Светулю забыл.