68 дней

   Макс чувствует себя странно. В какой-то момент показалось, что наступило облегчение, что с плеч упала ноша, которую он взвалил на себя, даже не заметив этого. Простая интрижка с девушкой, ни к чему не обязывающий трёп, поцелуи, желание переспать с ней – что в этом необычного? Дело молодое. Были и раньше девчонки, и увлекался ими тоже, и спал кое с кем. Конечно, опыт у Макса намного скромнее, чем он рассказывал Лине. Прихвастнул, чего уж греха таить. Захотел произвести впечатление на взрослую девушку. Произвёл, твою мать. Даже не понял, как закрутилось всё, что и не сообразишь, где вход, где выход. Как выбраться, как снова стать тем, кто я есть – свободным молодым человеком, у которого вся жизнь впереди?.. Спасибо Серёге, тот всё чётко разложил: вот вход, вот выход. Сделаешь так, получишь вот это. Ничего сложного. Это как с аппаратурой: главное точно следовать инструкции и соблюдать технику безопасности. Тогда всё будет работать, как надо, без сбоев и поломок.

   Витька, конечно, парень хороший, но у него взгляды взрослого мужика. Втюрился в свою Аллочку, жениться будет, детей нарожают. Ему пора, он уже созрел. А мне ещё гулять и гулять. Не жениться же в семнадцать лет. Что я в жизни видел? Да ничего пока что. В институт надо поступить, для начала. Как там в песне: первым делом самолёты, ну а девушки – потом.

   Только саднит в груди, и не по себе как-то. Нет, Линку не жалко, её вина тоже есть. Эгоистка она, только о себе думает. А что я от стояка скоро на стенку полезу, это ничего?.. Но всё-таки, неприятно, из-за разговора этого дурацкого. Я бы мог и помягче как-то, но Серёга зенками своими всю спину высверлил. Ладно, проехали.

   ***

   Лина не помнила, как оказалась дома. Как поднялась к себе в лаборантскую, как одевалась, собирала вещи, на чём добиралась – всё исчезло, стёрлось. Как будто в голове печатные строчки замазали корректором, ничего не прочитать. Очнулась стоящей посреди комнаты. Дома никого, папа на работе. Это хорошо, сейчас лучше ни с кем не говорить. Внутри всё онемело, как будто новокаином заморозили. Как в поликлинике, когда резали палец. Тогда в коридоре её ждал Макс. "Лина, береги руку".

   Умная Лина нарисовалась: "Больше он так не скажет. Никогда. Новое слово – "никогда". Будем с этим словом близко знакомиться. Оно теперь станет главным. Давай-давай. Привыкай". Лина отмахнулась от ехидной советчицы, как от назойливой мухи. Ерунда. Всё ерунда. Этого просто не может быть. Мне это снится. Я проснусь, и всё будет, как раньше. Макс позвонит, мы пойдём гулять. Или в кино. И он меня снова будет целовать. И я его. Потому что иначе быть не может. Не мо-жет! И не будет. Надо заварить пустырника с валерьянкой, выпить большую чашку и завалиться с какой-нибудь скучной книжкой. О, с учебником политэкономии. Нет, лучше истмат, этот наверняка усыпит на второй строчке. И спать, спать, спать. Утро вечера мудренее. Утром будет солнышко, всё покажется не таким страшным. Макс обязательно опомнится. Этот Серёга во всём виноват, чует моё сердце. Неспроста они вместе пришли. Вот будет Макс один, мы с ним в два счёта договоримся.

   Лина приняла душ, нашла на кухне кастрюлю с пирожками. Папа нажарил перед работой. Всё, как она любит: с картошкой, начинка заправлена жареным лучком. М-м-м… Объедение. Поставила чайник, заварила индийский чай со слоником – папе продали в ветеранском магазине, по специальной продуктовой книжке участника войны. Налила большую чашку, три ложки сахара. Вкуснотища! Ну вот, жизнь налаживается. Всё ещё обязательно будет у нас хорошо. Не может быть по-другому. Не может. С этой мыслью Лина легла в кровать и почти сразу уснула. До учебника истмата дело так и не дошло.

   Проснулась утром бодрая, отдохнувшая. День и вправду выдался солнечным. Наступил Старый Новый Год. С Новым Годом, с новым счастьем! Пусть старое счастье останется в прошлом году, а в новом обязательно будет новое. Будет-будет, точно, я знаю! Достала из шкафа венгерское вязаное платье, меланжевое, фуксия с розовым. Ворот-хомут лёг на грудь, правильно подчеркнул выпуклости, платье красиво облегает фигуру, длинный пояс завязала небрежным узлом на талии. Сапожки на каблучке, итальянские, мамин подарок. Красотка! Тщательно накрасилась, завила плойкой кончики волос. Вот так, хорошо. Симпатичная девушка. Глаза в пол-лица. Худоба ей очень идёт. Так что, спасибо, Максик, за переживания. Теперь сам перед такой красотой не устоишь. Звонить не буду, выдержу паузу. Никуда не денешься, соскучишься, сам прибежишь. И гордая собой Лина отправилась на работу.

   Девчонки в лаборантской удивились: подругу будто за ночь подменили. То металась, как в попу раненая рысь, извела всех своим поминутным ожиданием звонка от ненаглядного. Валька посмеивалась тихонько: "Ты что это, звезда наша, совсем с ума спятила? Так по парню убиваться, совсем себя не уважать". Лина только отмахивалась. Зато сегодня вся сияет. Валюха спросила, чисто из вежливости.

– Что с тобой случилось? Сиять, как надраенный самовар, без причины ты не умеешь, уж я-то в курсе.